Книга И бегемоты сварились в своих бассейнах - Джек Керуак

Тот послушал, послушал, повернулся и вышел.

Из квартиры наверху спустился хозяин, и агенты принялись рассказывать ему, что случилось. Он покачал головой.

— Вы, ребята, лучше ступайте отсюда, этот тип может устроить нам неприятности.

Они ушли, обеспокоенно переглядываясь.

Вскоре мужик в шляпе явился опять, и с ним пять человек в штатском. Записали номер лицензии заведения, поговорили с хозяином и ушли. После этого поток клиентов совсем иссяк.

Перед самым закрытием мимо проходила компания матросов, один из них сказал:

— Давайте зайдем и устроим драку. Хозяин так и подпрыгнул.

— Э, нет! — Подскочил к двери и захлопнул ее прямо у них перед носом.

Когда мы с Джимми вымыли стойку и уходили, матросы вовсю мутузили друг друга. Один лежал, раскинув руки, на тротуаре.

— Нет, ты только погляди! — сплюнул Джимми, и мы пошли к Седьмой авеню.

Он все переживал за того мужика, которого избили фараоны.

— Я много где побывал, — ворчал он, — и чем только не занимался, но все равно не понимаю, как можно видеть такое и посмеиваться. Вот кретины, посмотрел бы я, как они веселятся на его месте! Будь я хозяином бара, сказал бы им: «Парни, зря вы это. Здесь вокруг полным-полно переулков, там и развлекайтесь». А вдобавок ко всему они ушли и ни цента на стойке не оставили. Приличный человек непременно сказал бы: «Джимми, вот тебе доллар».

4 — Майк Райко

В понедельники весь день слонялся по квартире. Фил отправился по инстанциям оформлять документы и обещал заглянуть на обрати ном пути. Я принял душ, наведался в холодильник, посидел на пожарной лестнице с кошкой на коленях, а потом развалился в кресле и стал Думать, как, было бы здорово, если бы у Фила все получилось. Мы бы завтра же с самого утра заявились в профсоюз моряков торгового флота и нанялись на корабль.

Барбара Беннингтон сидела с Джейни. Она частенько забегала между занятиями в своем институте социальных исследований и иногда оставалась ночевать, чтобы не тащиться на Лонг-Айленд в Манхассет, особенно если утром занятия начинались рано. В общем, квартира номер тридцать два стала для них с Филом постоянным местом свиданий, да и остальные наши друзья вечно там ошивались. Джейни старалась, как могла, поддерживать чистоту и порядок, но когда квартира превращается в проходной двор, это почти невозможно. На полу вечно разбросаны книги, одежда, подушки, бутылки и прочее барахло — кошка чувствует себя там как в джунглях.

Барбара — девушка, как говорится, с запросами. Длинные черные волосы, белоснежная кожа, печальные темные глаза. Она немного похожа на актрису Хеди Ламарр и знает об этом — когда разговариваешь с ней, то и дело напускает на себя этакий мечтательный отстраненный вид. Короче, с Джейни у них мало общего, разве что мужчины, ведь мы с Филом близкие друзья.

Джейни тоже из хорошей семьи, но в ней больше непринужденности Среднего Запада. Это высокая стройная блондинка с мужской походкой, которая ругается как мужик и пьет как мужик. Кокетство Барбары заметно действует ей на нервы.

Они сидели в гостиной и обсуждали платья или что-то там еще, а я взял на кухне стакан с присохшим на дне тараканом и стал отмывать, чтобы допить молока, и тут пришел Фил. Я вышел из кухни с молоком и ливерной колбасой на куске хлеба и спросил, как дела.

— Все готово! — объявил он.

Опустив на пол синий матросский мешок с одеждой и книгами, Фил гордо показал новенькие документы: пропуск береговой охраны, разрешение военно-морской администрации и билет члена профсоюза. Я спросил, откуда у него деньги на профсоюз — оказалось, что дядюшка отстегнул, да еще и благословил.

— Отлично, — говорю, — завтра первым делом с утра идем и регистрируемся.

Он плюхнулся на диван рядом с Барбарой и показал ей бумаги.

— Честно говоря, я не думала, что ты ив самом деле решишься, — вздохнула она.

— Бедняжка Бабси, — ухмыльнулся Фил, целуя ее. — Кто теперь вольет рюмочку перно в твое нежное горлышко?

— Вот все вы так, — вскинулась Джейни. — Бросаете нас и думаете, мы будем сидеть и ждать сложа руки. По-вашему, все женщины -

Фил приосанился.

— Вы должны хранить верность парням, ушедшим в дальние края.

— Вот как? — фыркнула она, бросив в мою сторону иронический взгляд.

Я включил радио и растянулся на полу, подложив под голову Подушку.

— Я съезжаю из Вашингтон-Холла, — сказал Фил. — Можно перекантоваться здесь до отплытия?

Джейни пожала плечами.

— Мне все равно.

Фил встал и засунул мешок за диван.

Тут вошел Джеймс Кэткарт и бросил на стул свои книги. Шестнадцатилетний первокурсник, высокий и неуклюжий, он вечно цитирует диалоги Ноэля Коуарда и похож на вальяжного литературного критика в голливудском исполнении.

— Салют, ребята! — воскликнул он и спросил Фила, не передумал ли тот уходить в море.

— Поможешь переправить мои вещи к дяде? — напомнил Фил.

— Конечно! — просиял Кэткарт.

— Никто не забыл насчет Рэмси Аллена? Главное, чтобы он ничего не узнал.

Мы принялись обсуждать, что сделает Ал, если узнает, и как он может узнать, а потом перешли на общие темы. Фил с Барбарой заспорили, как обычно, об идеальном обществе.

— Там будут одни художники и артисты, — стал объяснять он. — Идеальное общество — это непременно артистическое общество, и каждый его гражданин обязан за свою жизнь пройти полный духовный цикл.

— Какой еще цикл? — не поняла Барбара. — Что ты имеешь в виду?

По радио передают ежедневную мыльную оперу: благодушный сельский старичок-врач, который только что помог молодой паре в трудной ситуации, давал жизненные советы под переливы органной музыки. «Запомните, — говорит он, — в жизни иногда приходится делать то, что не хочется, но делать это все равно нужно».

Фил продолжал излагать свою теорию:

— Я имею в виду цикл духовного развития. Каждый совершает жизненный круг, в артистическом смысле, посредством искусства, и это его личный творческий вклад в дело всего общества.

«Я практикую в Элмсвилле уже почти сорок пять лет, — объясняет старичок, — и понял одну очень важную вещь про людей».

— Как же достичь такого уровня общества? Ш спрашивает Кэткарт.

— Не знаю, — отвечает Фил. — Наше общество слишком далеко от идеала, так что о подробностях ничего сказать не могу.

«Плохих людей, в сущности, нет… — изрекает сельский врач, задумчиво попыхивая трубкой. — Погоди, сынок, не перебивай, я знаю, что Ты хочешь сказать. Я прожил намного больше вас. Вы делаете первые шаги по дороге жизни, так выслушайте меня, это будет вам полезно. Может быть, я и старый дурак, но…»