Книга Наследники Демиурга - Андрей Ерпылев

Когда на памятных всем правоверным парламентских выборах второе место заняла Мусульманская Партия России, мало кто почувствовал судьбоносность этого события. Спешно созданная, в обход всех законов, «центристами», предвидевшими свой позорный провал из-за «горячего августа» и стремившимися любой ценой вырвать «думскую монополию» у левых и правых, объединившихся вопреки всем прогнозам и логике, ни у кого, кроме единоверцев, не вызывала симпатий, как, впрочем, и негативной реакции. Конечно, татары, осетины, чеченцы и представители десятков других «правоверных» национальностей своих избранников готовы были носить на руках, поздравляли друг друга, предвкушали, наконец, установление полного мира на Кавказе и в лениво закипавшем Поволжье. Но уже на первых заседаниях новой Думы в январе сплоченные «эмпээрцы» дали такой бой всем, включая пропрезидентское «болото», что…

Мансур улыбнулся, вспомнив, как уже через год, он, тогда восемнадцатилетний пацан, еще по-детски щуплый и восторженный, как молодой ягненок, бегал с зеленой повязкой на рукаве. Члену молодежного крыла МПР занятий хватало: разносить пачки газет и листовок, отпечатанных на дрянной бумаге где-то в подвале, стоять в оцеплении митингов и слушать, восторженно разинув рот, пламенные речи, произносимые, кстати, по причине разноплеменности собравшихся, на ненавистном русском языке, драться стенка на стенку с бритоголовыми скинхедами в черных кожанках…

Рахимбеков дотронулся до макушки: вот он, памятный шрам от прутка арматуры, едва-едва не раскроившей череп.

Учиться стало просто некогда. Потом, еще полгода спустя, – участие в «марше мира» с окраины в центр, то ли расстрелянном властями, то ли нет, но все-таки вылившемся в настоящее восстание, в ходе которого русские с запоздалым изумлением осознали, что в городе, почему-то упорно считаемым ими своим, они далеко не хозяева. Да и не только в городе…

Узнав о волнениях в столице, всколыхнулась вся страна, вернее, весь этот конгломерат давно уже полунезависимых областей, краев и республик, с некоторых пор называемых губерниями, населенный в большинстве своем вечно пьяным, безграмотным быдлом, гордо называющим себя великой нацией. Будто у кого-то были сомнения в том, что именно правоверные мусульмане, сохранившие единство, и есть истинные наследники великого Советского Союза. Татарстан и Башкортостан, Осетия и Якутия, Дагестан и Хакассия… Правоверные оказались повсюду, а движения русского медведя, последние десятилетия самодовольно уповавшего только на давно проржавевшие ракеты с ядерными боеголовками, направленные на «внешнего врага», смахивали на агонию… Да, веселое было время, незабываемое!

Мансур, выплывая из сладких воспоминаний, слегка покосился на лацкан пиджака, где рядом с золотым почетным значком МПР поблескивала, заставляя встречных почтительно кланяться, зеленая розетка Ордена Полумесяца, высшей награды Правоверной Федерации. О многом говорившее сочетание…

«Нет, Москва явно стала напоминать Каир: такая же большая и бестолковая…» – пробормотал Мансур, едва успев отскочить в сторону от мощного бампера джипа с затемненными стеклами, не обратившего никакого внимания ни на знак и разметку пешеходного перехода, ни на кавалера Ордена Полумесяца. Судя по слегка помятому радиатору четырехколесного шайтана – слава Аллаху, что все-таки успел отскочить… Наметанный взгляд бывалого снайпера (дома, на почетном месте, на ковре, рядом с дедушкиным подарком к совершеннолетию – старинным, украшенным потемневшей серебряной насечкой кинжалом, которым пращуры резали глотки неверным еще в первую кавказскую войну – больше двухсот лет назад, висит видавшая виды потертая СВД с прикладом, сплошь усыпанным серебряными гвоздиками. И, надо заметить: это не первая винтовка – первую, пропавшую после госпиталя, он так и не отыскал!) мгновенно «срисовал» номер джипа, прочно записав его в памяти. Надо будет не забыть, позвонить дяде Кожахмету, чтобы разобрался с этими отмороженными лихачами по-своему, по-горски… Наверняка какие-нибудь провинциалы – крымчаки или сибиряки: понаехали, понимаешь, в столицу… Жаль, что подземные переходы после памятного терракта «пяти двоек» (2 февраля 2022 года, когда при страшном взрыве в переходе под проспектом Героев Джихада разом погибло более полутысячи правоверных) разом закрыли, а надземных еще не построили…

После того как проезжая часть проспекта Шамиля (как бишь он раньше, при русских-то назывался? Новый Арбат? Да, вроде так, хотя название вполне мусульманское – «Арбат»…) все-таки осталась позади, Мансур присел за крайний столик какой-то чайханы под открытым небом, манивший тенью пестрого зонтика. Отдуваясь от жары, он призывно пощелкал в воздухе пальцами, предвкушая бокал чего-нибудь холодного, шипучего, со льдом… Официант, как всегда в таких заведениях, появился словно из-под земли, со своим неизменным:

– Чего изволите, уважаемый?

Крымчак, конечно, вон какие глазки узенькие, хитрые. Эти точно самые ловкие – выжидали дольше всех. Где ж вы были-то, когда мы плечом к плечу, не жалея своей крови?..

– Бокал газировки какой-нибудь со льдом. И без красителей там. «Лейлу» или «Исфахан» неси. Да поживее…

Халдей испарился. Халдей… Надо же, какое слово припомнилось вдруг странное. Так, кажется, ресторанных холуев звали. Давно еще, при русских? А казалось, что давным-давно забыл…

* * *

– Куда прете, бараны чернож..? – Бородатый громила в синей фуражке с золотым околышем и таком же синем, обшитом желтым галуном костюме, расставив в стороны длинные руки, грудью закрывает вход в заведение. – Не видите, русским языком написано: «Закрыто на спецобслуживание». Шары наглые протереть вам, что ли?

– Слушай, дорогой, не кипятись, да? – Рамазан, как всегда в таких случаях, нещадно утрирует кавказский акцент. – Зачем обидно говоришь, да?

Мансур нерешительно теребит его за рукав:

– Ром! Пойдем отсюда…

Рамазан Бероев поворачивает к нему красивое смуглое лицо с тоненькими ухоженными усиками – его гордостью и тайной Мансуровой завистью:

– Не мешай, да? Иди лучше девчонок займи, пока я с этим халдеем разбираюсь.

Занять девчонок, откровенно скучающих у рамазановского «Ауди-100», Мансур готов всегда, тем более, конфликтовать с таким вот привратником он пока робеет. Ромке хорошо: он в Москве родился, все тут знает, все у него схвачено, папа – какая-то шишка высокая в «Газпроме»…

Развлекая Альбиночку и Зарину бородатыми анекдотами, старательно вызубренными для таких случаев – что делать, если за четыре с лишним года он еще не очень крепок в этом проклятом русском, – Мансур поминутно поглядывает на Рамазана. Тот уже успел завладеть вниманием неприступного стража ворот «Бухареста», в студенческом просторечии – «Бухаловки», и что-то вполне по-дружески нашептывает в снисходительно подставленное ухо. Как всегда, сам процесс «совращения» местного Азраила[1]Мансур, давно мечтавший научиться так вот, легко и просто, преодолевать любые, непреодолимые на первый взгляд кордоны и препоны, проморгал. Виной тому была, как всегда, Альбина, лениво поправившая ворот свободной блузки, чересчур обнаживший круглое молочно-белое плечико, усыпанное многочисленными рыжими веснушками, крохотными, как перчинки… Когда он, сглотнув слюну, отрывает наконец остановившийся взгляд от глубокого выреза, Ромка уже призывно машет рукой, а халдей почтительно сторонится, встав чуть ли не по стойке «смирно» и украдкой пряча что-то в огромный накладной карман пиджака.