Книга Грешные намерения - Элизабет Хойт

Слабая улыбка исчезла с его лица, и вид был довольно угрожающим, но Темперанс смело посмотрела на гостя.

— Сведения. Он лишь поднял бровь.

— Как зовут человека, которого вы ищете?

— Я не знаю.

Она нахмурилась.

— Вы знаете, как он выглядит и где он чаще всего появляется?

— Нет.

— Это мужчина или женщина?

Он улыбнулся, на его худых щеках появились глубокие складки.

— Понятия не имею.

Она раздраженно вздохнула.

— Как же в таком случае, полагаете, я найду для вас эту личность?

— Не знаю, — ответил он. — Я лишь ожидаю, что вы поможете мне в поисках. Я думаю, что в Сент-Джайлсе имеется несколько источников сплетен. Отведите меня к этим людям, и я сделаю все остальное.

— Договорились. — Она знала, кто мог оказаться источником сплетен. Темперанс встала и протянула руку: — Я принимаю ваши условия, лорд Кэр.

Наступил ужасный момент, когда он вытаращился на ее протянутую руку. Возможно, это было слишком по-мужски или просто глупо. Но он тоже встал, и в тесном пространстве маленькой комнатки Темперанс пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Неожиданно она почувствовала, насколько он больше ее.

С каким-то странным, застывшим выражением лица он взял ее руку, быстро пожал ее и, словно обжегшись о ладонь, отпустил.

Темперанс все еще была озадачена этим странным мгновением, когда он надел шляпу, накинул на плечи плащ и кивнул.

— Я буду ждать вас завтра вечером у дверей вашей кухни в девять часов. А пока доброй ночи, миссис Дьюз.

И Кэр ушел.

Темперанс растерянно посмотрела ему вслед и поспешила на кухню закрыть заднюю дверь на засов. Когда она вошла, с камина соскочил Сут.

— Эта дверь была заперта, — шепотом сообщила она кошке. — Как же он вошел?

Но кошка только зевнула и лениво потянулась.

Темперанс вздохнула и вернулась в гостиную забрать поднос. Войдя в комнату, она взглянула на кресло, в котором совсем недавно сидел лорд Кэр. Там на сиденье лежал небольшой кошелек. Темперанс схватила его и открыла. На ладонь высыпались золотые монеты, их было достаточно для того, чтобы заплатить мистеру Уэджу ренту.

Видимо, лорд Кэр выплатил аванс.

На следующий день ближе к вечеру, когда Лазарус вошел в кофейню Башема, там было страшно шумно. Он прошел мимо стола, за которым пожилые джентльмены в алонжевых париках горячо обсуждали газету, и пробрался в угол к сидевшему там в одиночестве джентльмену в седом парике. Джентльмен просматривал сквозь половинки линз своих очков какой-то памфлет.

— Вы испортите себе глаза, стараясь прочитать это дерьмо, Сент-Джон, — сказал Лазарус, усаживаясь напротив приятеля.

— Кэр, — тихо поздоровался с ним Годрик Сент-Джон. Он постучал пальцем по памфлету: — Тезисы, выдвигаемые этим автором, не такие уж невероятные.

— Вот как? Это меня радует. — Лазарус прищелкнул пальцами, подзывая одного из молодых людей, бегавших туда-сюда с кофейными подносами. — Один сюда.

Он снова повернулся к Сент-Джону и увидел, что тот рассматривает его поверх своих линз. Из-за строгого вида, седого парика, очков и простой одежды Сент-Джона иногда принимали за старика. В действительности они с Сент-Джоном были одного возраста — тридцать четыре года. При близком рассмотрении можно было заметить ясные серые глаза Сент-Джона. Его крепкие челюсти и темные брови. Только по-настоящему проницательный взгляд мог разглядеть неизменную печаль, словно саваном окутавшую Сент-Джона.

— Я достал перевод, чтобы ты мог его посмотреть, — сказал Лазарус, доставая из кармана пачку бумаг и передавая ее Сент-Джону.

Тот посмотрел на бумаги.

— Катулл? Это разозлит Берджесса. Лазарус фыркнул.

— Берджесс думает, что он великий знаток Катулла. Но он знает о римской поэзии столько же, сколько средних способностей курносый школьник.

— Да, естественно. — Сент-Джон поднял бровь, казалось, его немного забавляет этот разговор. — Но ты учинишь этим неприятный скандал.

— О, я на это надеюсь, — сказал Лазарус. — Можешь просмотреть это и сообщить мне свое мнение?

— Конечно.

За соседним столом раздался крик, и кружка с кофе полетела на пол.

Лазарус поднял голову.

— Они обсуждают политику или религию?

— Политику. — Сент-Джон равнодушно взглянул на споривших джентльменов. — В газетах сообщается, что Уэйкфилд призывает принять еще один билль о джине.

— Наверное, он узнал, что благосостояние слишком многих его пэров зависит от продажи джина.

Сент-Джон пожал плечами:

— У Уэйкфилда есть здравый аргумент. Когда так много бедняков слабеют от джина, это плохо отзывается на лондонской промышленности.

— Да, и нет сомнений, что жирный деревенский барон, перед которым встанет выбор: или продать избытки зерна виноделу, или оставить его гнить, поставит здоровье Лондона выше денег в своем кармане. Уэйкфилд дурак.

— Он идеалист.

— И дурак, — сказал Лазарус. — Но его идеалы не дают ему ничего, кроме врагов. С большим успехом он мог бы разбить голову о каменную стену, чем попытаться протолкнуть дельный билль о джине.

— Ты хочешь, чтобы мы отстранились и пусть Лондон горит, синим пламенем? — спросил Сент-Джон.

Лазарус махнул рукой:

— Ты спрашиваешь, как будто есть другой выход. Уэйкфилд и ему подобные верят, что могут изменить курс нашего плавания, но они заблуждаются. Слушай меня внимательно: у свиней вырастут покрытые перьями крылья и они будут летать над Вестминстером, прежде чем джин исчезнет из лондонской свалки.

— Как всегда, глубина твоего цинизма потрясает. Мальчик поставил перед Лазарусом кружку с кофе.

— Спасибо, постреленок.

Лазарус бросил ему пенни, и мальчик, ловко поймав его, побежал к стойке, за которой варился кофе. Лазарус отхлебнул горячего напитка и, опустив кружку, увидел, что Сент-Джон рассматривает его так, как через лупу рассматривают насекомое.

— Ты смотришь на меня, как будто мое лицо изъедено оспой, — сказал Лазарус.

— Когда-нибудь, не сомневаюсь, так и будет, — ответил Сент-Джон. — Ты довольно часто спишь со шлюхами.

— У меня есть потребности…

— У тебя есть похоть, — тихо перебил его Сент-Джон, — и ты не пытаешься сдерживать себя.

— А зачем это мне? — спросил Лазарус. — Разве волк подавляет радость, когда настигает свою добычу? А разве ястреб не хочет взлететь, а затем опуститься и схватить зайца когтями? Такова их натура, и мои… потребности… являются моими потребностями.