Книга Ночь страсти - Элизабет Бойл

— Все же мне кажется, что наилучшее решение — это чтобы ты опозорила себя.

— Но как это сделать, Кит? — начала рассуждать Джорджи. — Личный врач лорда Харриса придет сюда завтра утром. За такой короткий срок невозможно сделать выбор. Нам не разрешается даже наносить визиты, не говоря уже о том, чтобы посещать балы и другие светские собрания, где я могла бы найти подходящего для этого кандидата.

Казалось, ее слова несколько поубавили энтузиазм Кит, но ненадолго. Неожиданно младшая сестра выпрямилась, словно нашла какое-то решение.

— А как насчет этого бала, ну того, о котором пишет леди Финн? — спросила она, протягивая сестре последнюю страницу письма.

— Бала поклонников Киприды?[1]— фыркнула Джорджи, беря в руки письмо.

— Вот именно, — кивнула Кит, соскочив с подоконника и кружась по комнате. — Лучше не придумаешь, ведь леди Финч пишет, он будет сегодня вечером. Ты можешь испортить свою репутацию за час или сколько там требуется для этого времени и вернуться, прежде чем тебя хватятся. Похоже, там соберутся все мужчины, и я уверена, что среди них найдутся такие, кто обладает богатейшим опытом в том, как испортить репутацию молодой леди.

Пока следующие пять минут Джорджи читала Кит нотацию, внушая ей, что нужно перейти все границы приличий, чтобы обсуждать подобные вещи, у нее в груди бешено колотилось сердце в предвкушении возможности, которую может предоставить самый известный лондонский бал.

Бал поклонников Киприды.

Под этим подразумевалось что-то сумасшедшее, невероятное. Леди Финч упомянула о нем, только чтобы уберечь Джорджи от неверного шага, иначе та могла кончить, как одна из тех падших женщин, которые посещали подобные скандальные места и имена которых неприлично было даже упоминать в обществе.

И все же такая судьба была единственным средством спастись от этого ужасного лорда Харриса.

На какой-то момент Джорджи попыталась обдумать про себя этот дикий план, затем так же молниеносно отмела его.

Нет, она не может так поступить. Нечего и думать об этом.

И все же…

— Ты могла бы потихоньку ускользнуть из дома, — должала убеждать ее Кит, подперев кулачком подбородок, излагая один из возможных способов выбраться из дома. — Когда кухарка уснет от мадеры, которую украла дяди из подвала, и захрапит, ты можешь черным ходом выйти в сад к воротам, посудомойка говорила, что они никогда не закрываются, так как дядя несколько лет назад потерял ключи и думает, что это никому не известно. — Кит закатила глаза к небу, словно говоря, что их дядя глупейший из обитателей земли. — Оттуда, — продолжала она излагать свой план, — ты выйдешь на угол парка и возьмешь наемную карету. Никто и знать не будет, что ты ушла.

— Кит! — произнесла Джорджи, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно суровее. И правда, ее не могло не шокировать, что младшая сестра с такой легкостью предложила столь продуманный план и так хорошо изучила повадки всех обитателей дома всего за три недели, которые они провели под дядиной крышей. — Откуда ты все это знаешь? Откуда тебе известны все эти подробности? У ее сестры хватило наглости принять оскорбленный вид.

— Я слушала и задавала вопросы. И если бы ты не сидела, как всегда, уткнувшись в книгу или изучая свой атлас, ты бы слышала, о чем судачат горничные. Домом управляют из рук вон плохо. Он крайне запущен. Прислуга годами явно обкрадывает дядю Финеаса и тетю Верену. — Беспечно махнув рукой, Кит отмела это утверждение. Затем она взглянула на громко тикающие старинные часы на камине. — Придется ждать до одиннадцати. Служанка говорила, что кухарке требуется три-четыре стакана горячительного, прежде чем она угомонится.

При этом Кит улыбнулась, и Джорджи не могла не почувствовать, как бунтарский дух сестры подталкивает ее к этому опасному шагу.

Испортить свою репутацию. От этой мысли у нее по телу пробежала дрожь.

Раз у нее все равно не будет лондонского сезона и вряд ли сбудутся ее мечты о любви и приключениях, она могла бы прожить хотя бы одну ночь в свете, потанцевать и броситься в объятия какого-нибудь прожигателя жизни.

Танцы. Боже, ей понадобятся бальные туфли и множество других вещей!

Джорджи взглянула на свою грубую практичную обувь и нахмурилась. На ней было скромное старомодное поплиновое платье, которое она носила почти четыре года и недавно перекрасила в черный цвет в память о миссис Тафт, которая относилась к ним как мать и заслуживала траур по себе. Джорджи понимала, что в своем нескладном, плохо прокрашенном платье она вряд ли будет уместна в зале с элегантно одетыми жрицами любви. Она выглядела бы как чья-то бедная служанка, а не красотка, которой захочется овладеть.

— Мне нечего надеть, — прервала она пространный монолог сестры о том, как они смогут позаимствовать несколько монет из карманных денег тети, чтобы оплатить карету и, возможно, подкупить кого-нибудь из лакеев.

Услышав эти слова, Кит наконец замолчала, но только для того, чтобы перевести дыхание.

— Черт побери, — сказала она, возвращаясь к своему месту на подоконнике. — Жаль, что тетя Верена вдвое толще тебя. В ее гардеробе, наверное, столько вульгарных платьев, что можно одеть всех падших женщин в Лондоне. Если бы только мы были знакомы с этими леди Я слышала, у них полно этих туалетов, хотя непонятно, почему у них они есть, а мы одеваемся в дешевый поплин и грубую шерсть.

Если бы только они были знакомы с этими леди…

Джорджи бросила оценивающий взгляд на сестру. Но них же была такая знакомая — миссис Тафт. Их приемная мать в течение десяти лет была одной из высокооплачиваемых куртизанок, пока не встретила своего английского мужа, капитана Тафта, который скоропалительно женился на ней и вытащил из более чем непристойной жизни. Они очень любили друг друга, пока два года назад «Сибарис» не вернулся в Пензанс с ужасным известием, что капитан погиб во время жестокого шторма.

Счастье семейной пары Тафтов выплескивалось на сестер, и муж с женой относились к ним как к своим кровным отпрыскам, а не приемным детям и не тратили на себя ни шиллинга из денег, получаемых на содержание девочек.

И хотя миссис Тафт не знала последних модных танцев и не умела плести кружева, она обладала тонким знанием мужчин и сочла своим долгом передать это знание Джорджи.

«Об этом тебе должна была сообщить твоя мать, упокой Бог ее душу, — говорила она. — Но так как она ушла из этого мира, тебе придется довольствоваться моим опытом. Тебе не повредит знать больше, чем известно большинству девушек, так как именно в опытных женских руках мужчина становится ручным».

Но миссис Тафт не ограничивалась этим. Она, например, позволяла девочкам одеваться в ее элегантные и одновременно вызывающие платья — остатки ее сомнительного прошлого.