Книга Звериной тропой - Николай Инодин

Роман вернулся назад и улегся на груду лапника. Весна вместо осени, огромный медведь, свободно разгуливающие дикие лошади, сохранившиеся только в зоопарках, отсутствие в пределах видимости огня или дыма, ни одного инверсионного следа в небе… Возможно, нужно искать не дорогу к людям, а способ выжить в одиночку. Видимо, если очень сильно захотеть уйти от людей, отравивших твое существование, можно уйти от людей вообще.

«Да воздастся каждому по вере его» — всплыла в памяти слышанная или читанная где-то фраза. Возможно, в этом мире есть люди, но глупо выбиваться из сил, идти в неизвестном направлении в поисках того, чего может и не быть.

Стиснув зубы, Роман заставил себя подняться. Нужно двигаться, рано или поздно должен найтись выход на проходимый участок склона или в другое ущелье, выходящее на равнину. Еще нужно найти какую-нибудь дубину, вряд ли из хищников здесь водятся только медведи-переростки.

Сначала ноги переставлялись с трудом, потом стало легче. Ручей, который легко было перепрыгнуть, глубиной был по щиколотку. Он тек по каменистому дну, петляя по заросшему деревьями ущелью. Довольно часто там, где вода заполнила выемки в скальном грунте, встречались небольшие омуты.

Деревья были нескольких видов: сосны, такие же, как те, что Роман видел со скалы, цепляясь толстыми корнями за камни, облюбовали склоны ущелья, между ними в разброс росли кусты можжевельника и что-то, очень похожее на лещину. На крутых склонах спиралями Бруно щетинились заросли ежевики. К огромному сожалению Романа, до ягод было еще далеко. На дне ущелья, там, где слой грунта, видимо, был толще, росли огромные деревья неизвестного Шишагову вида. Несмотря на большое расстояние между стволами, кроны полностью затеняли землю. Берега ручья заросли травой, но под этими великанами землю покрывал толстый слой хвои и рос мох. Встречались островки черничника.

То и дело буквально из-под ног выпрыгивали какие-то мелкие зверьки, в кронах деревьев мелькали белки, совершенно не обращая внимания на человека. Стучал недалеко дятел. Один раз спугнул Роман не то рябчика, не то куропатку — птица, громко хлопая крыльями, взлетела буквально из-под ног, напугав человека. На случай, если встретится еще одна, Шишаков подобрал удобную для броска изогнутую палку, неожиданно тяжелую при довольно скромных размерах.

«Ну вот, впервые за два года выбрался на природу, и сразу с ног до головы вляпался в приключения» — усмехнулся Роман.

Идти легче было вдоль ручья, деревья здесь росли реже, меньше было лесного хлама, загораживающего дорогу. В одном из омутов он заметил мелькнувшие тени — в ручье водилась рыба. Быстрые и ловкие, рыбы легко ушли от неуклюжих попыток человека их поймать. Зря потратив полчаса времени, Роман двинулся дальше.

Пройдя несколько километров, Шишаков смог найти только немного молодого щавеля. От кислой травы только сильнее захотелось есть. Он присел передохнуть на камень у очередного омута. Склоны ущелья стали заметно ниже, Роман явно приближался к его верховьям. Больших деревьев стало меньше, росли они реже. Пока он оглядывался, с растущей на берегу ручья сосны упал в воду сухой сук, и одна из рыб, стоявших в омуте, с испугу выпрыгнула на берег. Роман всем телом бросился на бьющуюся на траве добычу.

Проблем с употреблением рыбы у него не было и быть не могло, в отличие от избалованных городских уроженцев бывший детдомовец и курсант советской выделки мог в полевых условиях приготовить любую пищу, было бы из чего.

Рыба была довольно крупная для водоема, в котором жила, граммов на триста.

Подобрав подходящий обломок камня с острой гранью, Шишагов отсек рыбе голову, пальцем разорвал брюшко и вырвал внутренности. Потом тем же камнем тщательно выскоблил пленку, покрывающую брюшную полость изнутри, потому что рыба была незнакомой, а эта пленка может быть ядовитой. Как мог, ободрал чешую, мелкую и непрочную. Затем, собрав сухие сучья, в огромном количестве валявшиеся под деревьями, развел огонь в подходящей ямке.

Когда углей собралось достаточно, положил сверху плоский камень. После того, как от поверхности камня отскочил плевок, положил на него разорванную вдоль хребта добычу. Зашипел на раскаленной поверхности сок, запах запекающейся рыбы ударил в ноздри. Двумя ветками перевернул куски рыбы, передвинув по камню на неостывший участок. Дождавшись, когда рыба слегка запеклась и с этой стороны, захлебываясь слюной, снял ее со «сковороды» и, обжигаясь, начал отщипывать кусочками полусырое мясо и жадно глотать. Сожрав одну половину рыбы, вспомнил, что есть нужно не торопясь, и оставшуюся половину доел не спеша, старательно пережевывая. Разжевал и проглотил хребет, предварительно отделив от него острые отростки. Не испорченный с детства желудок и после полутора суток голодовки никаких сюрпризов не устроил. После еды, пусть и не слишком обильной, стало клонить в сон.

Наломал лапника с молодых сосен, устроил себе постель в углублении скалы, насобирал сухих сучьев и приготовил костер со стороны ущелья — тепло костра будет отражаться от скалы, и с обоих боков ночью будет тепло, главное просыпаться время от времени и подбрасывать дровишки в огонь. Когда закончил работу, в голову полезли разные мысли. До сих пор он не смог понять, куда его занесло. В Минске сейчас конец ноября, морозы градусов до десяти, снег. Здесь, судя по всему, весна в разгаре, мелкие цветы в молодой траве, птичье пение, тепло. Значит, это южное полушарие. Шишаков поморщился, отворачиваясь — садящееся солнце, спускаясь за заснеженную вершину самой высокой из видимых гор, слепило глаза. Повернулся, подставляя солнцу правую щеку. Снова поглядел на солнце. Он не может находиться в южном полушарии. По ту сторону экватора солнце днем было бы с другой стороны. В южном полушарии солнце днем находится на севере, и светило бы слева.

Солнце опустилось за вершины западного хребта. Какое-то время силуэты гор черной аппликацией выделялись на фоне светлого неба, затем быстро стемнело. Наступившая темнота выделила, подчеркнула звуки. Громче стало стрекотание насекомых, в лесу периодически раздавался крик какой-то птицы. Теоретически Роман знал, что филин ухает, а совы кричат как-то иначе, но слышать никого из них раньше не приходилось, посему акустическая идентификация не удалась. С равнины, издалека, донесся вой волка, позже ему отозвался другой.

Посвежело. Роман чиркнул зажигалкой, зажег пучок заранее приготовленных тонких сухих сосновых веточек и уложил их у основания сложенных шалашом сучьев и палочек потолще. Огонь жадно полыхнул, пожирая ветки растопки, облизал сучья, пробуя их на вкус, затем припал к земле, притих, отдельными огоньками прицепился к тонким веточкам, эти огоньки росли, разгорались, опять слились в одно целое, и пламя охватило костер целиком. Шишаков какое-то время зачарованно смотрел за танцем языков пламени, затем подбросил в огонь еще пару сучьев и отошел в сторону.

Луны не было, не было и облаков. Воздух был непривычно прозрачен, видимость прекрасная. Роман не был специалистом в астрономии, но без труда отыскал ковши обеих медведиц и песочные часы Ориона. Все это созвездия северного полушария, значит он, как минимум, сместился из осени в весну. На всем видимом небосводе ни одна звезда не перемещалась так, как положено уважающему себя искусственному спутнику земли.