Книга Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Визит начался с осторожного словесного пикирования, в котором царь Архелай Сисен, даже более юный, чем Октавиан, не уступал Антонию, и тот, будучи по натуре человеком добродушным, был восхищен умом юноши. Точно так же он мог бы совершенно свободно выносить Октавиана, если бы тот не стал наследником Цезаря.

Но хотя здания были красивые и ландшафт достаточно хорош для римлянина, одного часа оказалось вполне достаточно, чтобы понять: каким бы богатством ни обладала некогда богиня Ма в Комане, его уже не осталось. Поскольку между ними и столицей Каппадокии лежало всего пятьдесят миль, друзья Антония готовы были отправиться в путь на рассвете следующего дня, чтобы соединиться с легионами и продолжить поход.

— Тебя не оскорбит, если моя мать будет присутствовать на обеде? — почтительно спросил жрец-царь. — И мои младшие братья?

— Чем больше, тем веселее, — ответил Антоний, не забывая о хороших манерах.

Он уже получил ответы на несколько острых вопросов, но было бы целесообразно убедиться самому, что за семья произвела на свет этого умного, не по годам развитого, бесстрашного парня.

Архелай Сисен и его братья были красивы, остроумны, хорошо знали греческую литературу и философию и даже немного математику.

Но все перестало иметь значение, как только в комнату вошла Глафира. Как и все жрицы Великой Матери, она стала жрицей богини в тринадцать лет, но в отличие от остальных достигших половой зрелости девственниц, которые должны были расстелить коврик в храме и предложить свою девственность первому пришедшему в храм, кому они понравятся, Глафира была царской крови и выбирала себе партнера, где хотела и кого хотела. Первым был римский сенатор, который стал отцом Архелая, даже не зная об этом. Ей было всего четырнадцать лет, когда она родила мальчика. Отцом следующего сына стал царь Ольбии, потомок лучника Тевкра, сражавшегося вместе со своим братом Аяксом у Трои. Отцом третьего сына был неизвестный красавец, сопровождавший стадо быков в караване из Мидии. После этого Глафира сказала «хватит» и посвятила жизнь воспитанию мальчиков. Ей уже исполнилось тридцать четыре года, но выглядела она на двадцать четыре.

Попликола недоумевал, что заставило ее появиться за обедом, если почетный гость известен как отъявленный бабник, но Глафира очень хорошо знала причину. Это не было вожделением. Принадлежавшая раньше Великой Матери, она отказалась от вожделения, унижавшего ее. Нет, она хотела для своих сыновей большего, чем крохотное царство жреца. Она хотела получить как можно большую часть Анатолии, и если Марк Антоний был именно таков, как о нем говорят, то это был ее шанс.

Антоний громко втянул в себя воздух. Какая красавица! Высокая, гибкая, с длинными ногами и великолепной грудью, а лицом не уступит Елене: чувственные алые губы, безупречная кожа, подобная лепестку розы, светящиеся глаза, обрамленные густыми темными ресницами, и абсолютно прямые льняные волосы, спускающиеся по спине, словно лист кованого позолоченного серебра. Она не надела драгоценностей, может быть, потому что их у нее не было. Ее голубое, греческого покроя платье было из простой шерсти, без всякого рисунка.

Попликолу и Деллия так быстро смахнули с ложа, что они еле устояли на ногах. Огромная рука уже похлопывала по освободившемуся месту, где они только что сидели.

— Сюда, со мной, великолепное создание. Как тебя зовут?

— Глафира, — ответила она, скинув фетровые комнатные туфли и ожидая, пока слуга наденет ей на ноги теплые носки.

Затем она устроилась на ложе, но достаточно далеко от Антония, чтобы избежать его объятий, поползновения к которым она заметила. «Слухи определенно обоснованны. Если судить по его приветствию, он не принадлежит к утонченным любовникам. Великолепное создание, ну и ну! Он думает о женщинах как о вещах, но я, — решила Глафира, — должна постараться стать более ценной принадлежностью, чем его лошадь, его секретарь или его ночной горшок. И если он переспит со мной, то я принесу жертву богине, чтобы она дала мне девочку. Девочка от Антония может выйти замуж за царя парфян — какой союз! Хорошо, что нас учили, как сосать их члены вагиной и делать это лучше, чем проститутки делают это ртом! Он станет моим рабом».

Итак, Антоний остался в Комане до конца зимы, и когда в начале марта он наконец отправился в Киликию и Тарс, он взял Глафиру с собой. Его десять тысяч пехотинцев не имели ничего против такого неожиданного отпуска. Каппадокия была страной женщин, чьих мужчин убили на поле боя или обратили в рабство. Поскольку эти легионеры были такими же хорошими фермерами, как и воинами, они обрадовались перерыву. Цезарь первый навербовал их по ту сторону реки Пад в Италийской Галлии, и если не считать высоких гор, Каппадокия не очень отличалась в смысле фермерства или скотоводства. После себя они оставили несколько тысяч гибридных римлян в материнских утробах, надлежащим образом подготовленную и засеянную к весне землю и много тысяч благодарных женщин.

Они шли по хорошей римской дороге между двумя вздымающимися хребтами, углубляясь в обширные благоухающие леса с соснами, лиственницами, елями, пихтами, сопровождаемые постоянным шумом ревущей воды. Но на перевале у Киликийских ворот дорога стала такой крутой, что они то и дело буквально скатывались с нее. Спускаться вниз было так же приятно, как есть соты с медом с горы Гиметт, но если бы им пришлось подниматься вверх, то душистый воздух был бы испорчен великолепными латинскими непристойностями. Поскольку снег теперь таял быстро, воды с верховьев реки Кидн кипели словно в огромном котле. Но после Киликийских ворот дорога стала легче и ночи теплее. И они быстро дошли до берега Нашего моря.

Тарс, расположенный у реки Кидн, около двадцати миль в глубь материка, появился перед ними неожиданно. Как и Афины, Эфес, Пергам и Антиохия, этот город запомнился большинству римской знати даже после кратковременного визита. Настоящая жемчужина, очень богатый город. Но не теперь. Кассий наложил на Тарс такой огромный штраф, что, даже расплавив все произведения искусства из золота или серебра независимо от их ценности, жители Тарса были вынуждены постепенно продавать простой народ в рабство, начав с людей самого низкого происхождения. К тому времени как Кассий, устав ждать всю требуемую сумму, уплыл с пятьюстами талантов золота, которые Тарс едва смог наскрести, в городе с полумиллионным населением осталось всего несколько тысяч свободных людей. Но их богатство было уже не вернуть.

— Клянусь всеми богами, я ненавижу Кассия! — воскликнул Антоний, оказавшийся намного дальше от богатств, которых он ожидал. — Если он так поступил с Тарсом, что же тогда он сделал с Сирией?

— Выше нос, Антоний, — сказал Деллий. — Не все потеряно.

К этому времени он уже заменил Попликолу как главный источник информации для Антония, чего он и добивался. Пусть Попликола радуется тому, что остается близким другом Антония! Он, Квинт Деллий, согласен быть человеком, чьи советы Антоний ценит. И как раз в этот тяжелый момент у него нашелся полезный совет.

— Тарс большой город, центр торговли киликийцев, но, когда Кассий показался на горизонте, вся Киликия Педия постаралась держаться подальше от Тарса. Киликия Педия богата и плодородна, но ни одному римскому губернатору не удавалось обложить ее налогом. Регионом управляют разбойники и изменники арабы, которые забирают значительно больше, чем когда-либо брал Кассий. Почему бы тебе не послать войска в Киликию Педию, чтобы посмотреть, что удастся найти? Ты можешь оставаться здесь. Пусть командует Барбатий.