Книга Полукровка. Крест обретенный - Андрей Константинов

Сия немудреная трапеза несказанно взбодрила его, а посему перспектива протомиться в аэропорту еще три с половиной часа до той минуты, когда начнут продавать свободные билеты на Берлин, уже не казалась столь удручающей. Габузов с комфортом устроился на диванчике курилки и раскрыл предусмотрительно купленный русско-греческий разговорник…

* * *

Запаса оптимизма хватило ровно до середины полета — выяснилось, что на «такси» сервиса в виде завтрака, напитков и мест для курящих не предусмотрено. Так что в берлинском аэропорту Тегель, благополучно миновав паспортный и прочие контроли, Габузов первым делом ринулся в «вексельштубе» и разменял десять долларов на дойчмарки. А вторым — рванул в буфет, где воздал должное восхитительным тюрингским колбаскам с парой бутылок и вовсе умопомрачительного баварского «Пауланера». Жить стало лучше, жить стало веселей… И даже то обстоятельство, что «евротакси» на Афины, как выяснилось, летают не из Тегеля, а из бывшего гэдээровского Шонефельда, расположенного на другом конце объединенного Берлина, настроения особо не ухудшило, тем более, что как-то само собой образовались попутчики — человек пять лохматых хиппи, кажется, из Амстердама. Узнав, что этот тощий усатый незнакомец с красными глазами — из России, хиппи страшно оживились, принялись хлопать по плечу, угощать пивком и забрасывать вопросами: что там, на родине медведей, думают по поводу «лигалайза», метадоновой терапии и прогрессивных форм химического расширения сознания?

По всем этим поводам Габузов не думал ничего хорошего, но очень не хотелось обижать славный молодняк, и поэтому адвокат (теперь уже, скорее всего, адвокат бывший) лишь ласково мычал что-то все менее и менее вразумительное — ибо хипаны оказались ребятами широкой души, и пиво лилось рекой.

Забирал их старенький, «кислотно» раскрашенный мини-вэн, в который осоловевшего Габузова загрузили вместе с двумя ящиками того же пенистого зелья. В дороге пили, орали песни — причем в честь Сергея Эдуардовича была исполнена с трудом узнаваемая «Калинка-малинка». Лакали пивко, догоняясь косячком по кругу…

* * *

Очнулся Сергей в полицейском участке аэропорта Шонефельд. Участливый шуцман 3.1 напоил страдальца водой и на сносном английском поведал душераздирающую историю о том, как пятеро «грязных обдолбанных швулей 4» порывались протащить «герр Габузофф» через таможенный контроль в качестве ручной клади, и как службе безопасности пришлось применить силу.

— Они… улетели? — срывающимся голосом спросил Габузов.

— Так точно, после уплаты штрафа. В Катманду, крутить мельницы и звонить в колокольчики. Вам туда надо?

«Ага… Катманду, Третья улица Строителей, дом 15…» — ни к селу, ни к городу вспомнил Габузов, а вслух заявил:

— Мне надо в Афины!

— Так-так-так… Что ж, платите штраф — и летите.

— Я? Штраф? — настроение Сергея, и так бывшее на нуле, упало до отрицательной величины. — Я что, тоже… применял силу?

— О нет, вы были не в состоянии. Поэтому я выписываю вам минимальный штраф в пятьдесят марок. Отплатить можно в окошечке «Берлинер-Банка», это рядом с билетными кассами.

Полицейский вручил Габузову квитанцию, а потом пододвинул к нему дорожную сумку и прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором находилось содержимое карманов Сергея Эдуардовича вкупе с описью, составленной по-немецки.

— Прошу проверить, все ли на месте, и расписаться.

Габузов едва заглянул в сумку — едва ли кому могли глянуться его треники с пузырями на коленях, лохматая зубная щетка или смена ненового белья. Зато деньги пересчитал тщательно, в уме вычитая из них пресловутые пятьдесят марок. Получалось меньше, чем хотелось бы, но в принципе терпимо — в конце концов, дорога на такси из одного аэропорта в другой вряд ли обошлась бы ему в меньшую сумму, а если еще присовокупить все пиво, выжранное им на халяву…

При мысли о пиве Габузов издал тихий стон и блюститель порядка с подозрением покосился на него:

— Вы уверены, что вам не требуется медицинская помощь?

— Нет-нет, спасибо, я уверен… Благодарю за заботу.

«Еще только загреметь в германский лазарет не хватало!»

Сергей с достоинством распихал свои принадлежности по карманам, взял сумку и откланялся. Полицейский кивнул в ответ и углубился в свои бумажки.

Габузов вышел в зал, поискал глазами окошечко банка и двинулся к нему, но тут же едва не был сбит с ног какими-то рослыми черноволосыми юнцами. Оба, почти не оборачиваясь, буркнули что-то извиняющееся, пробежали дальше и остановились у кассы, над которой весело переливалась золотом бегущая строка: «Eurotaxi — Athens! Eurotaxi — Athens! 13:45! Eurotaxi — Athens…»

Габузов посмотрел на свои массивные «командирские» часы (между прочим, наградные, нечто вроде прокурорской премии по итогам года): до вылета оставалось двенадцать минут.

Он припустил вслед за юнцами, оказался у кассы третьим и через пять минут стал обладателем счастливого билета на Афины.

О неуплаченном штрафе он вспомнил, когда «Боинг» уже набрал высоту…

* * *

«…Ну всё, докатились до правонарушений, — с тоскою думал Сергей. — Интересно, меня объявят в международный розыск или ограничатся запретом на въезд в Германию?»

Эта мысль почему-то ужасно развеселила его.

На его смешок ответил дружелюбным подмигиванием сосед — сравнительно светлокожий негр в кремовом летнем костюме и пижонском переливчатом бадлоне. Шею соседа украшала массивная золотая цепь, украшенная золотым же замочком.

Габузов улыбнулся и получил в ответ широкую белозубую улыбку, моментально сделавшую соседа удивительно похожим на Эдди Мэрфи, что не преминул заметить вслух Сергей Эдуардович.

— А я он и есть! — ответил негр по-английски с каким-то удивительно родным акцентом и полез во внутренний карман. — Коньячку?

«Ахтамар?… Ах, Тамар… Ой, Самсут…» — пронеслось в голове у Габузова, и он, крякнув, махнул рукой.

— А давай! Подлечимся.

Это он произнес по-русски, чем вызвал небывалый восторг соседа.

— О, землячок! Дык тогда сам Бог велел выпить, — к полному изумлению Габузова воскликнул он с отчетливым южнорусским говорком.

На свет была извлечена плоская позолоченная фляжка, к которой душевно приложились оба.

— Со знакомством! — смачно выдохнул негр. — Я, между прочим, Жора. Из Одессы.

Он протянул руку, Габузов с чувством пожал ее.

— Сергей. Из Петербурга.

— Не бывал, но уважаю…

И потекла нормальная беседа двух русских мужиков, прерываемая, как и положено при подобной беседе, на очередной глоток из заветной фляжки…

Жора оказался сыном матросика из Африки и официантки прибрежной пельменной с гордым названием «Прибой». В общем, обычная для любого портового города история. Морячил с юности, после развала Союза пристроился на греческое суденышко, ходившее под либерийским флагом и промышлявшее незаконным ловом рыбы и мелкой контрабандой. Посудина именовалась «Калэ», то бишь «Красавица», что действительности не соответствовало нисколько. Едва не затонув в последнем рейсе, «Красавица» была вынуждена встать на ремонт в пирейский док, а Жора воспользовался передышкой и по дешевке слетал в Германию к подруге детства Софе с Гитлер-штрассе…