Книга Перекресток - Сергей Лисицын

Краем глаза проследив за осторожным отступлением незваного собеседника на заранее подготовленные позиции — за дальний стол, к компании таких же парней, чьи лица еще сохраняли здоровый румянец, свидетельствующий о недавнем пребывании обладателей в искусственной атмосфере, сестра Анна молча протянула стакан обратно бармену. Тот, кивнув, налил еще той бурды, которую он называл соком. Точнее, воды, подкрашенной концентратом. Да и бог с ним, питьевая вода — тоже ценный продукт.

Новости из дома оказались нерадостными. Нет, в отличие от многих других обитателей Перекрестка, Аниту не преследовали кредиторы, не разыскивала полиция, к ней не имели претензий мафиозные структуры… Зато у нее была семья. Состоящая из сестры, непутевого братца и маменьки с папенькой. И если сообщение, что из дома сбежал брат, было бы ерундой, с которой сестренка прекрасно разберется сама, то сообщение, что отец взялся за старое и, несмотря ни на что, куда-то исчез из городка, где они с мамой пребывали последний десяток лет… В общем, очень хотелось надеяться, что его не занесет на Перекресток. И надежда эта слабела с каждой минутой, потому что притащиться сюда было очень в его духе.

Обычно папины похождения по вверенному его заботам заповеднику сестру Анну изрядно веселили. Она прекрасно представляла, как мэр крохотного городка в благодатном тихом месте льстиво расхваливает какую-нибудь особенно развесистую тыкву, выращенную в мамином огороде, и между делом просит «повлиять», шериф бьет копытом и грозится отобрать лицензию на оружие, а мама философски пожимает плечами и, вытирая руки передником, обещает, что поговорит. И, может, даже убедит. Впрочем, всем участникам эти истории шли только на пользу — и заповеднику, и городку, и, главное, папеньке, который начинал киснуть и ворчать, если надолго застревал дома перед визором.

Но не в этот раз. Хотя бы потому, что в этот раз мама тоже понятия не имела, куда и зачем направился пожилой Фредерик Брель. По каковому поводу пребывала в таком расстройстве, что находиться рядом с ней становилось опасно для здоровья.

Вторым пунктом шло то, что папа отчалил проветриться не на новом глиссере, подаренном ему на прошлогодний юбилей, и даже не на легком грузовичке, а прихватил с собой тяжеленного, еще колесного монстра, стоявшего в гараже, с тех пор как Анита себя помнила. По слухам, именно на этом потрепанном бронированном грузовике семейство Брель и въехало в город, поразив местную администрацию как самим своим появлением, так и явно выраженным желанием навеки тут и поселиться.

И, в дополнение, все, что десятилетиями могло пылиться в кузове грузовика-вездехода, тоже исчезло. Понимание того простого факта, что со всем этим железом его тормознут еще на въезде, скажем, в черту любого города на планете, ситуации не облегчало. Скорее, усугубляло. Потому что картина «вооруженный папенька» выглядела апокалиптически и, как правило, насмерть поражала воображение. А пугать его параграфами законов и пунктами правил можно с тем же успехом, что кролика — морковкой. Он на них собаку съел.

Самым же странным оказалось, что первые письма от сестры пришли пару недель назад, когда Анита болталась на плоскости и все, что ее заботило, так это чтобы батареи раньше времени не разрядились и кислорода хватило. И если бы папенька за это время соизволил найтись, сестренка непременно и об этом бы написала. А так — всех новостей было лишь, что грузовик нашелся на стоянке при въезде в ближайший к заповеднику крупный город, да о том, сколько денег папа снял с семейного счета. Денег вполне хватало на билет к черту на кулички. Что не могло не настораживать.

Только бы это все-таки был не Перекресток.

Анита с грустью посмотрела на свой вновь опустевший стакан, и бармен, только что разговаривавший с каким-то парнем у дальнего края стойки, тут же материализовался рядышком.

— Может, чего-нибудь покрепче?

* * *

Лайнер вышел в трехмерность точно по расписанию. И как только прозвучал мелодичный сигнал, означающий успешное окончание маневра, пассажиры повалили на смотровую палубу. Броневые плиты, закрывавшие полукруглую галерею, идущую вдоль всего корпуса корабля, ушли в пазы, и сейчас все, онемев от восторженного ужаса, смотрели на открывшуюся грандиозную панораму.

Внешняя изогнутая стена галереи была выполнена из цельного пласта абсолютно прозрачного псевдостекла, и сейчас казалось, что между нами и космосом нет ничего. Даже у меня на секунду закружилась голова, и я, прикрыв глаза, сглотнул подступающий к горлу горький комок. Кому-то из дам, впервые увидевших подобное зрелище, даже стало нехорошо. Впрочем, я не обращал ни на что внимания.

Я завороженно смотрел на разворачивающуюся картину, испытывая давно забытое чувство — благоговение.

Мы заходили к Перекрестку сверху и сбоку, под углом около тридцати градусов к его самой верхней плоскости, и я видел голубые прожилки рек и морей на грандиозной поверхности, медленно поворачивающейся в пространстве по часовой стрелке. В основании пласта виднелся круг абсолютной тьмы — это была верхняя точка оси, на которой и крепились все тысячекилометровые слои, являвшиеся по сути вытянутыми в одной плоскости планетами. Верхний пласт совершил примерно четверть оборота, из-под него показался следующий, а ниже разворачивались влево и вправо все новые и новые миры-плоскости, словно неведомое божество раскрывало веер гигантских карт. Кромка миров вспыхнула голубовато-серебристым сиянием — это взошло над нашей стороной Перекрестка местное солнце, голубой гигант.

Сумев наконец выдохнуть, я стал присматриваться, пытаясь обнаружить пересадочную станцию — конечную цель моего путешествия. И лишь увидев тонкую, едва заметную на фоне залитого голубым светом планетарного массива черточку, я окончательно осознал масштаб Перекрестка и понял, почему его создателей считают богами.

Огромная, способная вместить население пары крупных мегаполисов, станция казалась крохотной, по недоразумению попавшей сюда ресничкой, былинкой, которую в любой момент может смести случайный порыв ветра. Между тем мы приближались к «былинке», и она вдруг скачком выросла, заполнила горизонт, надвинулась, подставляя бок причального цилиндра.

Следовало готовиться к высадке, но я не слишком спешил. Противно заныло где-то под ложечкой. Заканчивалась относительная безопасность путешествия, я покидал изученную территорию с понятными и предсказуемыми обитателями, а впереди ждала полная неизвестность. Впрочем, паника схлынула так же быстро, как и началась.

Вернувшись в каюту, я сел на койку, еще раз проверил, все ли уложено, запихнул в боковой карман бритвенные принадлежности и двинулся к выходу.

После тесных коридоров корабля зал поражал своими размерами. Полупрозрачные стены, внутри которых клубился подсвеченный откуда-то снизу туман, плавно изгибаясь, возносились ввысь и терялись среди сплетений лестниц и переходов. На стенах вспыхивали и гасли информационные надписи, извещавшие о том, что как на станции, так и на самом Перекрестке запрещены имперские аугментики, а также любое оружие, кроме того, что перечислено в особом списке. Все это повторял мелодичный женский голос, причем, учитывая, что раздавался он, казалось, над самым моим ухом, в зале была установлена мощная установка передачи аудиосигнала.