Книга Легко! - Ольга Славина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда квартира была готова, Виктор повез Анну посмотреть. Они стояли на балконе в обнимку, он говорил, как благодарен ей за ее понимание. Она подумала, что отвоевала еще дюйм в пространстве его жизни.
Анна сказала Филиппу, что уходит. Филипп воспринял это лучше, чем она ожидала. Конечно, сначала была истерика. Понятное дело. Ей было очень плохо, что она делает ему так больно. Потом к нему вернулся разум и он сказал, что будет ждать, когда она вернется. Она не чувствовала своей вины. Она дала ему бесконечно много. Эмоционально, духовно, даже финансово. Филипп открыл с ней новый для себя мир, приобрел класс, вкус, широту мышления. Он стал другим, совсем не тем неуклюжим, зажатым мальчиком, которого она встретила на первом курсе. Что он мог еще требовать? В конце концов, ее первый долг – быть счастливой самой. Бог дал ей самую немыслимую на свете любовь. Это благословение. И все, кто ее любит, должны радоваться за нее, видя, как она цветет от этой любви. В Штатах, когда Анна гуляла вместе с сыном, их иногда принимали за парочку. Разве это не доказательство, что она счастлива?
С каждым месяцем отношения с Виктором становились всё сложнее. Она устала жить в постоянной тревоге. Это изматывало, она теряла веру, что когда-нибудь придет ее время. Друзья Анны страдали вместе с ней, видя ее на грани безумия. Женька и его девушка София вытаскивали ее в клубы и рестораны. Безропотно слушали ее рассказы о Викторе. Анна объясняла им, какая это работа и сколько нужно терпения. Они ни разу не сказали, какую чушь она несет. «Анечка, – говорила София, – ты такая хорошая, ты так заслуживаешь счастья. Конечно, он любит тебя, и ты молодец, что так терпелива. Я совсем не терпелива с Женей, взрываюсь чуть что. Всё будет хорошо, я уверена».
Лучшая подруга Лилька была не так наивна. «Ты знаешь, я смотрю на тебя, а ты ведь и правда его любишь. Разве это не катастрофа так любить мужика? Они все свиньи по большому счету, и, будь моя воля, я бы запретила любовь законом. Чем больше их любишь, тем больше они тебя убивают. Это не вина их, а просто природа. Ты разве не видишь, что эта любовь тебя убивает? Понятно, послано богом, понятно, счастье. Только почему ты плачешь всё время? Конечно, твое время обязательно придет. Если только он не полный козел. Но ведь ты не полюбила бы полного козла, правда?» Анна сидела на диване, уткнувшись подруге в колени, и рыдала. Она никогда не плакала столько, как этой их последней осенью и зимой.
На день рождения Анны Виктор повез ее в Питер. Еще кусочек счастья. Невероятно, как он умел дарить его, когда хотел. Номер в отеле «Европа» был уставлен к их приезду цветами и шампанским. Виктор подарил ей изящную золотую зажигалку. Закутав Анну в плед, он выводил ее на террасу, сажал к себе на колени, и они любовались звездами на ночном небе. Анну не оставляло ощущение, что Виктор – машина, включающая и выключающая свои чувства. Она знала, что по приезде он опять запрет свое сердце на замок, не пуская ее в собственную жизнь.
В конце января пришел кризис. Как всегда, она приготовила ужин, зажгла свечи. Он сказал, что на следующий день уезжает с сыном в горы, кататься. Впервые Анна пыталась найти, но не находила ни одной причины, почему опять должна это стерпеть. Она не хочет разрыва, но ведь она должна сказать, что чувствует, когда раз за разом он скармливает ей это дерьмо. Никогда не прицеливайся, если нет готовности нажать курок. Если она сейчас ничего не скажет, заслужит того, чтобы он разрушил ее окончательно.
– Виктор, я могу сказать тебе, что чувствую?
– Конечно, моя любимая.
– Я очень тебя люблю. Ты это знаешь. Я это доказала тебе за три года. А ты меня любишь?
– Конечно. Я никогда не утверждал обратного.
– Тогда ты должен знать, как именно я себя чувствую. А чувствую я себя скверно, правда. Я не пыталась и не пытаюсь тебя изменить. Это и невозможно, да и я люблю тебя именно таким, каков ты есть. Тебе хочется покататься с сыном, это нормально. Но раз так, то мне будет гораздо легче, если скажешь, когда ты поедешь со мной, где мой утешительный приз. Ты работаешь и можешь исчезать из моей жизни на недели, когда у тебя «идет полоса». Даже это нормально, но мне легче будет тебя ждать, если ты позвонишь всего раз в день, чтобы просто сказать одно теплое слово.
– Я знаю. Ты права. Я буду очень стараться.
– Да, мне кажется, тебе надо начать стараться. Ты знаешь, я могу стерпеть всё, но мне нужно всегда чувствовать, не знать, а чувствовать, что ты меня любишь. Мужчин «без любви» я могу найти миллион. Ждать я могу только тебя, но у меня есть свой нижний предел, за который даже тебе я никогда не позволю себя столкнуть.
Она говорила это спокойно, с нежной грустью, а он гладил ее волосы, винился, что, правда, сел ей на шею, и все будет по-другому, и они обязательно в конце февраля поедут в его любимую Италию. А ближе к лету надо съезжаться, он действительно всё как-то затянул мучительно для всех.
Анна улетела в командировку в Лондон как раз за день до его возвращения в Москву. Он позвонил только два дня спустя:
– Судя по гудкам, ты опять в Лондоне?
– Да. Как покатался?
– Отлично. Ты когда прилетаешь?
– Завтра.
– Я встречу тебя в аэропорту.
– Как здорово! Мне захватить шампанское в duty-free?
– Мне всё равно, честно говоря. Я просто хочу тебя видеть. Целую. Текстани, когда пойдете на взлет.
Она всю ночь проворочалась в постели в Four Seasons. «Он действительно думал, пока катался. Как правильно, что я всё ему объяснила. Я терплю и терплю, откуда же ему знать, что он со мной творит? Он же не ясновидящий. С завтрашнего дня всё будет по-новому. Он слишком рационален и умен, чтобы отпустить ее. Люди не расстаются с такими ценностями».
Самолет сел, и Анна устроилась в ВИП-зале, спокойно ожидая, когда ее мужчина придет за ней. Виктор вошел стремительно, увидел Анну и просветлел лицом. Но она чувствовала его напряжение. Это всё работа и жуткий трафик. Скоро пройдет. Он схватил ее сумку, и они пошли к машине.
В салоне было еще тепло, но Виктор достал плед и укутал ее. Он ехал медленно, напряженно всматриваясь в дорогу. Понятно – страшный гололед с дождем. Он интересовался ее проектом, слушал, задавал вопросы, потом, как всегда, пустился рассказывать о войнах в его конторе. За три года Анна уже знала эти рассказы наизусть. Но ей не надоедало слушать. Иногда, правда, она спрашивала себя, а есть ли у Виктора хотя бы еще один слушатель, кроме нее?
С их первой ночи Виктор понял, что с ним происходит что-то новое, ранее неизвестное. Выросший в академической семье интеллигентов, отгораживающихся от реальности, он унаследовал внешность отца, который и под семьдесят всё еще был красив, а открытость миру и людям – от матери. Но он взял от родителей и все их академические условности. Безграничная смелость мышления и жесткие рамки действий – это был его крест по жизни. Типичный образец Весов, он взвешивал все «за» и «против», каждый шаг так, что это мешало действовать. Он рано женился, быстро поднялся до какого-то приемлемого уровня и скоро превратился для жены просто в пиджак, который всегда висит в шкафу на месте. Вернее, даже в карман пиджака, куда надо сунуть руку перед походом в магазин. Об этом он не думал, его это устраивало, ибо не требовало действий. В мыслях он проживал много разных сценариев, но менять что-то – это было за пределами лимитов, которые Виктор сам себе установил. Он не считал себя несчастливым. Его Марина – неплохая жена и мать, в доме порядок. Правда, сына она воспитывала не так, как Виктор считал бы правильным, да лень было спорить. Марина легко взрывалась время от времени упреками, но он отключался. Знал: он – главный хотя бы потому, что сам решает, что слушать, а что нет, и верил, что свободен. В других семьях всё точно так же, только Виктор свободен, а другие – нет. Он никогда не вступал в пререкания с женой.