Книга Бали. Шесть соток в раю - Роман Светлов

Мы миновали развилку, запомнившуюся мне еще по прошлой поездке. Там красовался «Макдоналдс» — единственный на юге острова. Однажды мне довелось отобедать в нем, и не скажу, чтобы здешний фастфуд как-то отличался от своего американского прообраза. Разве что в меню есть куриные наггетсы по-балийски, с острой приправой на кокосовом масле, есть которую людям, страдающим гастритом, я бы не рекомендовал.

Дорога в Джимбаран была более узкой, чем трасса, ведущая в Нуса Дуа. Спартаку неоднократно приходилось притормаживать, чтобы разъехаться со встречным транспортом. Иногда путь нам перегораживали внушительных размеров автобусы с зеркалами заднего обзора, напоминающими усы больших тропических жуков. Машины проползали буквально в нескольких сантиметрах друг от друга. Тем не менее все обходились без «свистунов» — помощников, которых обычно сажают рядом с собой водители автобусов в Индии или Бирме. В случае толкотни на трассе «свистун» высовывается по пояс из окна, перекрикивается и пересвистывается с рулевыми других машин, разгоняет всякую мелочь вроде скутеров. Балийские автомобилисты вели себя спокойнее и профессиональнее.

Вскоре мы повернули к морю и оказались на улице, протянувшейся вдоль знаменитых прибрежных заведений залива Джимбаран. Кафе и рестораны расположились от этого места и на север, в сторону аэропорта, и на юг, по направлению к величественным зданиям отеля «Four Seasons», которые, правда, видны не со всего побережья. Ресторан «Милонга» — цель нашей поездки — находился совсем неподалеку от поворота.

Пока Спартак закрывал дверь, я немного размял ноги, одернул футболку и незаметно глянул в зеркало заднего обзора. Выглядел я вроде бы пристойно, и даже щетина на лице могла показаться вполне гламурной. По крайней мере мне этого хотелось.

Ничего аргентинского в «Милонге» не было — за исключением нескольких широкополых шляп, которые можно встретить по всей Америке, да фотографий жгучих брюнетистых пар, замерших в различных танцевальных па. Шляпы вместе с фотографиями были развешены в проходе, ведущем от парковки к пляжу, где находились столики, и посетители почти не замечали их. Все внимание привлекало чудесное многообразие морских обитателей, лежавших на противнях со льдом. Здесь громоздились омары, креветки разных сортов, круглые ракушки («Доместик, то есть местные, му-у-ли», — так когда-то представил мне их Спартак), рыбы видов пяти. Это богатство было самым свежим; желающие убедиться могли заглянуть в жабры рыбешкам и рыбам.

Совсем рядом виднелись огромные жаровни и груды выпотрошенных кокосовых орехов. На кокосовой скорлупе здесь готовили и рыбу, и морепродукты. Жирный чад от углей, на которые обильно капал рыбий и крабий жир, облаком стоял над автостоянкой. От пляжа его отгонял легкий бриз, дующий со стороны моря в Джимбаране почти до полуночи.

— Я заеду за вами через два часа, — сказал Спартак и вернулся к машине, оставив меня с менеджером «Милонги».

— Ваш столик около моря, — произнес тот на вполне приличном английском. — Вас уже ждут.

Ступив на песок, я снял свои парусиновые туфли и взял их в руку. Для человека, живущего на севере, это восхитительное ощущение. Сбрасывая все, что отделяет твои ноги от пляжа, и погружая пятки в теплый, матерински нежный песок, испытываешь чувство приподнятости и свободы. Приближался вечер, и песок достиг искомой температуры нирваны.

Я прошел мимо нескольких рядов столиков, уже почти заполненных посетителями. На них стояли свечи в стеклянных колпаках, уберегающих огонь от ветра. Кое-где мерцало пламя, но большинство еще не горели. Посетители грандиозного кинотеатра под открытым небом ожидали никогда не повторяющейся инсталляции под названием «Закат солнца в Джимбаране».

За столиком, стоящим в нескольких шагах от длинных языков океанических волн, сидели двое. Марту я узнал сразу. Она надела скромное — до середины колен — платье из красного шелка с закрытыми плечами и высоким воротником. Оно подчеркивало ее стройную фигуру, а красный цвет, любимый всеми женщинами Юго-Восточной Азии, был приглушенного, благородного оттенка.

Марту сопровождал молодой мужчина, которого прежде я не видел. На нем была темная рубашка и светлые брюки — дресс-код наоборот, так сказать. Поражал идеально круглый бритый череп незнакомца. Тот обернулся ко мне вместе с Мартой, и я еще более удивился, рассмотрев, что передо мной индонезиец. Брить головы на западный или среднеазиатский манер здесь не принято. Это могут позволить себе только артисты или служители индуистских храмов. Но выражение лица бритоголового было совсем не храмовым и не театральным. Передо мной находился молодой представитель местной бизнес-элиты: красивый (это меня немножко насторожило), неглупый, старающийся продемонстрировать окружающим повадки молодого хищника.

— Марат, — представился он, когда мы с его спутницей тепло поприветствовали друг друга.

Рукопожатие Марата было подчеркнуто крепким, а взгляд пронзительным и внимательным.

Я удивленно повернулся к Марте.

— Это мой брат, — уточнила она, как и во время прошлых наших встреч очаровательно картавя.

Теперь я смотрел на молодого человека куда более благосклонно. Действительно, в чертах их лиц можно уловить нечто общее. Миндалевидный, лишь слегка напоминающий индонезийский, разрез глаз. Небольшие носы с аккуратными крыльями, чувственно раздувающимися, когда они начинали говорить. Похоже, их семейство не одно поколение общалось с европейцами: лоск западной цивилизации был очень заметен. «Интересно, — подумал я, — поможет ли это переговорам?»

Подбежал официант, притащив тяжеленное блюдо со свежей рыбой и всевозможной живностью, отползавшей свое по океаническому дну. После некоторого раздумья я выбрал макрель и десяток «доместик мулей». Марта и Марат предпочли тигровых креветок. На столике появилась запотевшая бутылка белого вина ага. Марта указала на свечу, и официант ловко зажег ее, не снимая стеклянного колпака. Огонь должен был прогнать все темное и нечистое из наших мыслей и слов.

Главная достопримечательность пляжа в Джимбаране не океан. Хотя здесь нет высоких волн, а вход в воду удобен — не слишком пологий и не чересчур крутой, люди приходят в кафе ради закатов солнца. Там, где на песок набегали воды Индийского океана, прохаживались романтические парочки. Дамочки вскрикивали — когда Шива, шаловливый хозяин здешних волн, окатывал их до колен, а мужчины фотографировали своих спутниц на фоне водной глади, берега, ресторанов, а также пляжей «Four Seasons», перед которыми была видна стайка местных рыбачьих лодок.

Подступающий сезон дождей вносил в инсталляцию свои коррективы. На западе, со стороны Явы, клубились облака, в которые величественно погружалось солнце, окрашивая их в сиреневый и розовый цвета. По океану расползались причудливые тени, между которыми ярко сверкали солнечные зайчики.

— Сегодня будет пасмурный вечер, — сказал я.

— Зато можно увидеть, как самолеты заходят на посадку, — улыбнулась в ответ Марта.

Сервёр открыл бутылку, налил вино на донышко бокала Марата. Тот с видом знатока покрутил его в руке, понюхал, глотнул. Затем кивнул и улыбнулся мне. Бокалы наполнились, бутылка с остатками вина улеглась в ведерке со льдом, а пробка была торжественно возложена на специальное бронзовое блюдечко.