Книга Убийство в прямом эфире - Мэри Джейн Кларк

Фейс тоже попыталась улыбнуться. «А какой у меня выбор?» — подумала она. И если для ее детей создана возможность после школы некоторое время поиграть вместе другими детьми, то маму одну оставлять нельзя. Фейс понимала, что для этого ей придется уйти с ленча в два — независимо от того, закончится ли он к этому времени и хочет ли она этого или нет.

Похоже, никому никогда нет дела до того, чего хочется ей. Тодд и дети воспринимают это как нечто само собой разумеющееся, но очень многие ее подруги находятся в точно таком же положении. Когда они вместе стоят перед школой в ожидании детей, или сталкиваются в супермаркете, или время от времени вместе пьют кофе, они частенько жалуются ей на своих супругов, которые, казалось бы, даже не догадываются, как много они каждый день работают дома, и на своих детей, воспринимающих как должное чистую глаженую одежду в шкафу и разогретую еду на столе.

И все же Фейс почти смирилась с этим. Страстно желая иметь мужа, который уделял бы ей и детям больше внимания, чем прогнозам погоды на уик-энд с точки зрения условий для гольфа, Фейс выбрала для себя роль матери-домоседки и любила думать о том, что от этого ее детям только лучше. Но она не подписывалась нести ответственность еще и за собственную мать. Она всегда считала — если задумывалась над этим, — что, когда настанет время, они с Констанс вместе возьмут на себя бремя заботы о матери. После смерти их отца мама смогла еще несколько лет прожить одна в доме под Вашингтоном, федеральный округ Колумбия, где прошло их с сестрой детство, но восемнадцать месяцев назад стало очевидно, что больше мама одна жить не может. Дом был продан, а маму перевезли в Нью-Джерси.

Однако, справедливости ради, Фейс должна была признать, что ее сестра согласилась направить средства от продажи дома на уход, требующийся их матери. Правда, все эти деньги в действительности ушли совсем на другое — на то, чтобы выручить Тодда после сумасбродных вложений в непонятный бизнес. А когда Фейс в конце концов пошла к Констанс и рассказала ей, что деньги пропали, та больше их не предлагала.

Фейс понимала, что для матери было лучше остаться в ее семье. В их доме, построенном в колониальном стиле, сразу за кухней имелась четвертая спальня с отдельной ванной комнатой. Когда агент по продаже недвижимости показывала им дом, она назвала это «комнатой для прислуги». Но за те шесть лет, которые они прожили здесь, прислуга там ни разу не появилась. В семье Хансенов прислугой была сама Фейс.

— Мама сейчас в своей комнате, Карен, и, вероятно, спит. Просто время от времени осторожно заглядывайте туда.

— Хорошо, миссис Хансен.

Фейс начала подниматься по лестнице в свою спальню, прикидывая, сколько времени ей нужно, чтобы одеться, при этом понимая, что краситься уже придется второпях, когда услышала, как мама зовет ее.

— Фейс! Фейс, иди сюда.

— Иду, мама. — Смиренно вздохнув, Фейс развернулась и пошла по ступенькам вниз. Она подумала о своей сестре. Уж у Констанс наверняка есть масса времени, чтобы выбрать и надеть сегодня один из десятков висящих у нее в гардеробе нарядов от лучших дизайнеров. Макияж будет нанесен мастерски, волосы подкрашены профессиональным стилистом и уложены ее персональным парикмахером. Она будет выглядеть счастливой, неотразимой и отдохнувшей, и мельчайшие детали ее внешности будут обсуждаться в газетах, журналах и на телевизионных шоу. В то время как Фейс будет выглядеть и чувствовать себя старомодной и плохо одетой.

Констанс не нужно планировать каждый свой шаг исходя из того, есть ли с кем оставить маму. Констанс не возит ее на прием к доктору, не заботится о том, чтобы у той было свежее постельное белье и приготовленная еда. Констанс не нужно помогать маме купаться или мыться после всех ее неприятностей. У Констанс нет мужа, которому периодически надоедает участвовать в их жизни и которого, несмотря на все мольбы Фейс уделять хоть какое-то внимание и ей, больше заботит покер с друзьями, чем состояние собственного брака.

Констанс никогда не была замужем, хотя Фейс знала, что у нее были связи со многими обеспеченными и интересными мужчинами. Фейс было известно об этом не потому, что сестра посвящала ее в свои дела, а потому, что она читала об этом в разделе светской хроники и видела фотографии в журналах. У Констанс была захватывающая жизнь, ею восхищались миллионы людей, она зарабатывала огромные деньги. Как бы изменилась жизнь Фейс, если бы эти средства были у нее!

Фейс ненавидела себя за эту зависть, но ничего не могла поделать. С каждой прошедшей неделей маме становилось все хуже, Тодд уделял жене все меньше внимания, а сама Фейс все полнела, чувствуя себя загнанной в угол и злясь на свою судьбу.

Глава 6

— Пейдж, позвони, пожалуйста, Бойду, — попросила Элиза, вернувшись с утреннего редакционного совещания — Выясни, не поедет ли Констанс на ленч вместе со мной.

Войдя в кабинет, Элиза подошла к большому окну и взглянула на расположенную внизу студию «Вечерних новостей». Открывающийся вид никогда ей не надоедал. У каждого из этих людей, сидящих за письменными столами, соединенных посредством телефонов, Интернета и спутниковой связи с сотнями сотрудников «КИ Ньюс» по всему миру, была своя особая роль в процессе выхода новостей в эфир.

— Элиза!

Она отвлеклась от своих мыслей и повернулась на голос Пейдж Ассистентка стояла в дверях.

— Бойд сказал, что Констанс очень благодарна за приглашение, но она должна встретить вас уже там.

— О'кей, спасибо, Пейдж. — Элиза села за свой стол.

— Знаете, о чем я подумала? — спросила Пейдж, но не стала дожидаться ответа от своего босса. — Я думаю, что Констанс хочет устроить свой собственный грандиозный выход — в одиночку. Она не желает делить с вами место в лучах юпитеров.

— Это не имеет значения, Пейдж. Все-таки это ее день, а не мой.

Пейдж пожала плечами и вышла, а Элиза взглянула на фотографию Дженни, стоящую в серебряной рамке у нее на столе. Снимок, сделанный в детском саду, как большинство детских фотографий, был невысокого качества, но именно поэтому он так нравился Элизе. Хотя воротник на рубашке Дженни был смят, а непослушные пряди волос выбились из-под удерживающей их ленты, глаза девочки, которой тогда было пять лет, сверкали, кривая улыбка открывала сияющие белизной детские зубки, красоту которых портила только темная дырка от одного выпавшего переднего зуба. Выражение лица Дженни на этом фото очень напоминало Элизе ее Джона.

Со дня смерти Джона прошло более шести лет, и Элиза иногда не могла поверить, что как-то пережила его потерю, вырастила их ребенка одна, без него, и сейчас самостоятельно воспитывает дочь. Джон сжульничал, уклонился, так никогда и не узнав свое дитя. А Дженни, маленькая девочка с улыбкой своего отца, продолжает жить, не получая папиной любви, которую тот, без сомнения, излил бы на нее в полной мере.

И в этой великой системе великих ценностей, желание Констанс Янг привлечь все внимание к себе не стоило и ломаного гроша.