Книга Фактор фуры - Алексей Евдокимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Объект» взял чай - разумеется, в вазочке; я, варвар, попросил пива, но пива у них не водилось, так что пришлось чаевничать тоже. Впрочем, здешний чай, сколько я ни пробовал (они его тут наливают непременно из самоваров и пьют с кусковым рафинадом), хорош был всегда. Рюмочки-вазочки, правда, совсем несерьезные, граммов хорошо если сто, - так что тянут его будто крепкое: маленькими глотками, медленно и раздумчиво.
Я медленно делал маленькие глотки и раздумывал. По магистрали внизу плотно валили машины, сквозь их шум и клаксоны долетали стоны муэдзина из громкоговорителя на минарете почти затерявшейся в каше крыш небольшой мечети. Закат висел точно над какой-то высоткой на том берегу - странным пунктирным ярко-красным овалом в серых облаках, контурным нимбом. Небо расслоилось: над землей сивая дымка, подколотая дальними минаретами, выше - тающая розовая полоска. Еще выше клочковатые разрозненные облачка тремя параллельными вереницами быстро плыли к Мраморному морю - «с милого севера в сторону южную».
Я старался не смотреть - хватит, в самом деле, - на моего психа (он сидел через два пустых столика), но разок случайно оглянулся - тот был в своем амплуа: так и не сняв очков, разложил на скатерти полдесятка фотоснимков среднего формата и непрестанно, сосредоточенно, двигая одновременно обеими руками, как наперсточник, менял их местами. (… Откуда у него все-таки Аликовы шарики? Или просто похожий узор?.. Да нет - уж больно характерная манера. Ладно - пусть останется загадкой, она всегда интереснее отгадки…)
Наверное, следовало открыть лаптоп, но было лень. Вились вокруг чуждые тюркские фонемы. По Золотому Рогу ползли кораблики. Черными силуэтами чертили в небе редкие чайки. Тускнел закатный нимб.
Происходящее по-прежнему с трудом умещалось в голове - и не проходил восторг: хотя радоваться вроде бы было особенно нечему.
Можно сказать, что всю жизнь я так или иначе пытался воевать с абсурдом. Развитие абсурда, наступление хаоса в масштабах страны куда как символично синхронизировалось с моей биографией: я отчалил в свободное плавание, уйдя с пятого курса мединститута, за девять месяцев до ГКЧП и за год с небольшим до Беловежской пущи. С тех пор все вокруг непрерывно, хотя и с неравномерным ускорением, разваливалось, разрушалось, разлагалось, а то немногое хиленькое, кособокое, что в периоды относительной стабильности ухитрялось вырасти, сложиться, структурироваться, - загибалось столь стремительно и неотвратимо, как будто и возникало для того лишь, чтоб подчеркнуть безаль-тернативность всеобщего распада. В условиях которого и люди вели себя соответственно - занимались мародерством.
Не один, не два, даже, наверное, не полдюжины раз меня без лишних церемоний ставили перед фактом: более-менее сносно существовать в данных условиях можно только так - в унисон распаду. Пользоваться распадом, тем самым его усугубляя. Но уж больно противно было. Стыдно. Западло.
Я никогда не верил, что существуют способы радикально переломить процесс - как, например, никогда не искал его причин в политике. Но я всегда считал: если ты, лично ты, полагаешь себя человеком осмысленным и ответственным, способным и желающим делать что-то стоящее, конструктивное, - делай. Это единственный метод противостояния хаосу и разрухе - на индивидуальном уровне. На уровне конкретной работы, которую просто нужно выполнять хорошо (не ради вознаграждения, а ради нее самой). И успешность противостояния зависит лишь от количества индивидов, так поступающих. Вот и будь одним из них…
Не без некоторого пафоса я цитировал декабриста Николая Тургенева: «Нельзя же не делать ничего оттого, что нельзя сделать всего!» Но видит бог, это не только за полбанкой декларировалось. Я - МЫ - ведь и работали. Более того - работали ХОРОШО. Вопреки активному сопротивлению на всех уровнях. Вопреки тому, что затеи наши - так бодро начинавшиеся и даже приносившие деньги - обламывались в итоге одна за другой, с фатальным, безнадежным, злорадным постоянством…
Пятнадцать без малого лет, раз за разом. Я, конечно, нарывался - ну и нарвался в конце концов. Еще, действительно, дешево отделался… Но намек - понял.
Когда Латышев предложил мне участие в их эксперименте, я только для виду нахмурился. На самом деле я сразу купился - не вопреки явному безумию и вероятной бессмысленности затеи, а благодаря им. Это было как раз то, что нужно, - в тот момент. Прямая противоположность тому, чем я занимался всю жизнь.
Всю жизнь я абсурду сопротивлялся. А тут мне открытым текстом предложили стать агентом абсурда, охотником за ним, коллекционером его. Всю жизнь я старался работать максимально ответственно. А тут главное, что от меня требовалось, - безответственность…
И вот надо же - пьяноватая радость, отрешенная легкость, какая-то новая, словно бы чуть чужая гармония. Или так отзывается отряхивание праха с ног?.. Или просто - морской воздух?
Красноватая гамма крыш бурела, серела и тонула в темноте - параллельно вскрываясь огнями. Затеплилась подсветка минаретов. Слева, по мосту Ататюрка, сплошным потоком фар пер транспорт. Кораблики были видны теперь лишь тесно собравшимися горящими точками. Давно опустел очередной стаканчик, сумасшедший старик ушел. В конце концов поднялся и я - и тут увидел белеющий на его столе прямоугольничек: оборотная сторона одной из фотографий, видимо забытой.
Пару секунд я колебался, но любопытство победило. Я как бы невзначай подошел, подобрал глянцевую бумажку. Было уже так темно, что изображение различалось плохо - какое-то здание… Я подсветил зажигалкой.
Глухая стена одноэтажного домика - халупы, сарая. На ней - по-английски из баллончика: «The same shit everywhere». [1]
То же дерьмо везде; дерьмо везде одинаково (англ.).
[Закрыть]
Только фоном у этого сарая - античные развалины с колоннами. Причем какие-то, кажется, знакомые, хрестоматийные… Ну да, собственно, - Парфенон.
Вот, хмыкнул я с неким даже удовольствием, и определились со следующим пунктом. Куда уж случайнее.
- Ну пройдешь собеседование, тесты какие-то. Я их критериев отбора не знаю, но не думаю, что должны сильно придираться… - Он вышел на крыльцо и остановился. - Могли не мыться…
Оказывается, снаружи наладился дождь - и довольно сильный. У дверей Банно-прачечного комбината N 15 молча курила компания одинаковых плотных мрачных молодых людей.
- А мы не мылись, - говорю рассеянно, застегивая куртку, - мы парились… Я так тебя понял, что это месячный халявный туризм.
- Ну, что-то вроде. Если я сам правильно понял. - Виктор, морщась, сбежал с крыльца.
- И что, к ним еще не ломанулась толпа? - Я торопливо пошел за ним. - На халяву-то…
- Ну, они это мероприятие не очень афишируют. - Он бибикнул сигнализацией. - Во-первых, методика еще на глубоко экспериментальной стадии, во-вторых, она какая-то беспрецедентная, доселе небывалая - в общем, раньше времени шум лишний не нужен, - плюхнувшись на сиденье, он снял очки, критически их оглядел и принялся протирать, - дабы не срамиться в случае провала и сохранить эксклюзив в случае успеха… Тем более что немалые, судя по всему, деньги кто-то на исследования отстегивает. Короче, все делается в основном через личные академические контакты. Просто у нас в универе всем занимается Паша Латышев - а мы с ним, можно сказать, кореша.