Книга Убить сёгуна - Дэйл Фурутани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А каким оружием пользуется настоящий самурай?
— Мечом и луком, — не задумываясь, отвечал Хонда.
— Вот именно, — кивнул сёгун.
Темно дно
Глубокого колодца в безлунную ночь.
А сердце человека еще темнее.
Тояма положил руку на меч. Непросто иметь дело с этими людьми. Он осмотрелся, и все его страхи распустились подобно лепесткам цветущего ночью лотоса.
Небольшой храм находился среди бамбуковой рощи. Крыша прогнила и провалилась, дверь заросла высокой травой. Дул легкий ветерок, поднимая сухие листья и бросая их на обветшалые стены. В свете луны храм выглядел покинутым и совсем пустым. Тояма даже испугался, что перепутал направление и пришел не туда.
Чтобы лучше видеть, даймё приподнял тростниковую корзину. Он был одет как комусё, приверженец странной буддистской секты Фукэ. Эти люди бродят по стране, надевая на головы перевернутые корзинки с прорезями для глаз, скрывая под ними лица, и выпрашивают милостыню, играя на бамбуковых флейтах сякухати. Спасаясь от преследований, многие побежденные самураи и ронины находили убежище в храмах. Их нередко можно было видеть на улицах Эдо в столь необычных головных уборах. Именно поэтому Тояма воспользовался преимуществом подобного наряда и не стал снимать меч.
Тояма гордился выбором маскировки. Стражники у ворот удивились, что господин покидает дом без сопровождения, и почтительно спросили, не пойти ли им вместе с ним. Он велел слугам оставаться на местах и надел шляпу комусё. Караульные обменялись понимающими улыбками: видимо, у хозяина возникли неотложные амурные дела.
Итак, Тояма, никого не заметив, поправил головной убор и с фонарем в руке осторожно направился в сторону храма. Мерцающий желтый свет, приглушенный тонкой бумагой, позволял ему различать заросшую травой дорожку.
— Входи, — раздался голос из темноты.
Тояма вздрогнул, хотя и ждал, что кто-то его встретит.
— Свет может привлечь к нам внимание посторонних.
Голос звучал нейтрально, однако говоривший был явно раздражен нерешительностью Тоямы. Незнакомец видел его лицо, когда он поднимал корзину, и знал, кто пришел к храму. Впрочем, и без этого человек, прятавшийся в темноте, понимал, что перед ним даймё, а не настоящий священник. Тояма надел шляпу комусё, даже сунул за пояс бамбуковую флейту, вот только бродячие монахи не станут надевать шелковое кимоно и дорогие лакированные сандалии гэта.
Тояма вошел в храм. Пахло плесенью, пол был грязный, а стены — совершенно голыми, так что становилось непонятно, какому богу тут поклоняются. Слабый свет фонаря образовал в центре едва видный круг, не рассеивая тьмы помещения.
Прятавшийся заметил, что Тояма держит ладонь на рукоятке меча, и улыбнулся: при желании можно убить человека сотней способов, большинство которых не требуют применения оружия. Он сделал шаг вперед, и Тояма увидел, что перед ним ниндзя — в черном с ног до головы, даже застежки сандалий черные. Короткий меч, похожий на китайский, был приторочен за спиной, а рукоятка выступала над плечами, что позволяло в любую минуту выхватить оружие. Черная повязка на голове скрывала лицо.
— Ты хотел говорить с нами, — произнес ниндзя, обращаясь к Тояме.
— Это ты велел мне прийти сюда? — спросил даймё.
— Я тот, кого послали для беседы с тобой.
— Я… ну… я так понял, что тебя можно нанять для выполнения… определенной работы… — Тояма умолк, словно ожидая реакции собеседника.
— Смотря какая работа.
— Нужно убить одного человека.
— Смотря какого человека.
Даймё вынул из рукава лист бумаги и передал человеку в черном. Бумага была свернута в трубку и перевязана ленточкой.
Ниндзя взял бумагу, развернул ее и поднес к свету. Написанное удивило его, однако он не стал поднимать взгляд, ибо опытный противник может многое понять по выражению глаз. Вряд ли Тояма настолько проницателен, и все же нельзя исключать, что его глупость — искусное притворство.
— Мы слышали об этом человеке, — проговорил ниндзя. — Когда следует убить его?
— Как можно скорее, но мне нужно знать заранее, когда это произойдет.
— Мы не сообщаем точного времени. Мы или выполняем заказ, или умираем. Если мы станем оповещать других о наших намерениях, нас будет слишком легко поймать.
— И все же мне необходимо сделать некоторые приготовления…
— Значит, тебе нужно быть наготове постоянно.
— Какова цена? — нетерпеливо спросил Тояма.
Человек назвал цифру.
— Неслыханно!..
— Как хочешь, — тихо сказал ниндзя и начал отступать в темноту.
— Постой!
Ниндзя остановился, однако, услышав сумму, названную Тоямой, покачал головой:
— Нет. Я назначил цену за убийство. За ним станет охотиться не один, и даже в этом случае успех не гарантирован. В цену входит стоимость наших жизней — в случае если мы потерпим неудачу. Смерть такого человека стоит недешево.
Стиснув зубы, Тояма кивнул, соглашаясь:
— Хорошо. Раз цена такова, я заплачу, сколько нужно. Его необходимо убить. Деньги получите после выполнения задания.
— Нет. Ты платишь заранее.
— Откуда мне знать, выполните ли вы свои обязательства?
— Ты знаешь, кто мы?
— Да.
— Тогда тебе должно быть известно, что мы или выполняем задание, или погибаем, пытаясь его выполнить. Речь идет не о сделке, а об определенных условиях. Твое право — принять их или отказаться.
— Хорошо! Но я не взял с собой столько денег.
— Пусть кто-нибудь принесет их в храм завтра вечером. Золото надо завернуть в тряпку и оставить сверток на полу.
— Ладно.
Человек еще раз посмотрел на лист бумаги.
— Это все, что тебе о нем известно?
— Могу описать его.
— Я же сказал: мы его знаем. Описывать не надо. Знаешь, где он сейчас?
— Нет.
— Тогда предстоит нелегкая работа, которая займет много времени. Однако мы все равно выполним заказ.
— Скажи мне, — нерешительно произнес Тояма, — я имею дело с Кога?..
— Нет, — ответил ниндзя. — Ты имеешь дело со мной.
— Но…
Прежде чем Тояма успел договорить, ниндзя растворился в темноте храма. Самурай поднял фонарь: слабый свет осветил углы помещения. Человек в черном исчез непонятно куда и непонятно как. На улице печально трещали сверчки. Тояма почувствовал, как неприятный холодок пробежал по его телу.
Возможно, ниндзя могут превращаться в дым и становиться невидимками, как гласят легенды. Остается утешать себя тем, что эти люди выполняют его приказания, а не охотятся за ним.