Книга Собака из терракоты - Андреа Камиллери

Посмотрев друг другу в глаза, Монтальбано и Галлуццо пришли к мгновенному бессловесному соглашению. Они одновременно подскочили к двери, которая не производила впечатления особо прочной и, глубоко вздохнув, обрушились на нее всем весом своих тел. Дверь оказалась сделана из материала, близкого по свойствам папиросной бумаге, – нажми ладонью, и она треснет, – а потому оба сломя голову влетели внутрь. Комиссару чудом удалось остановиться, Галлуццо же по инерции пронесся через всю комнату и лицом вмазался в стену, расквасив нос и едва не захлебнувшись кровью, которая принялась хлестать фонтаном. В тусклом свете керосиновой лампы, которую Тано оставил гореть, комиссар получил возможность насладиться мастерством Грека-актера. Притворяясь внезапно разбуженным, тот с проклятьями вскочил на ноги и бросился к Калашникову, который теперь был прислонен к столу и, следовательно, стоял далеко от раскладушки.

Монтальбано приготовился играть свою роль подсадки.

– Стой! Именем закона, стой, или стрелять буду! – гаркнул он что есть мочи и четыре раза пульнул в потолок. Тано застыл, подняв руки вверх. Думая, что в комнате наверху кто-то притаился, Галлуццо выпустил автоматную очередь в сторону деревянной лестницы. Фацио и Галло, заслышав снаружи всю эту стрельбу, для устрашения открыли огонь по окну. Все, кто был в халупке, оглохли от выстрелов, когда появился Джермана и поддал жару:

– Всем стоять или буду стрелять.

Не успело отзвучать его грозное предупреждение, как Фацио и Галло уже отмели его от порога, втиснув между Монтальбано и Галлуццо, который, бросив автомат, вытащил из кармана платок и пытался остановить им кровь, заливавшую ему рубаху, галстук, пиджак. Галло при виде его запаниковал.

– Он в тебя стрелял? Он в тебя стрелял, да, этот козел? – крикнул он злобно, оборачиваясь к Тано, который все стоял с ангельским терпением, подняв руки вверх, и ожидал, что силы правопорядка наведут порядок в хаосе, который сами же и учинили.

– Нет, не стрелял. На стену я налетел, – еле выговорил Галлуццо. Тано ни на кого не смотрел, он разглядывал носки своих башмаков.

«Ему, наверно, смешно», – подумал Монтальбано и отрывисто отдал приказ Галлуццо:

– Надень ему наручники.

– Это он? – спросил потихоньку Фацио.

– Он, он, не узнаешь? – сказал Монтальбано.

– Что теперь делать?

– Сажайте его в машину и везите в квестуру в Монтелузу. По дороге позвонишь начальнику полиции, объяснишь ему все, пусть он тебе скажет, что нужно делать. Постарайтесь, чтоб никто его не увидел и не узнал. Арест пока что должен оставаться в полной тайне. Поезжайте.

– А вы?

– Я погляжу в доме, сделаю обыск, чем черт не шутит.

Фацио и полицейские, держа с обеих сторон Тано в наручниках, подались к двери, Джермана нес в руке Калашников задержанного. Только тогда Тано Грек вскинул голову и зыркнул на Монтальбано. Комиссар заметил, что взгляд «как у статуи» исчез, теперь глаза были живые, почти смеющиеся.

Когда все пятеро скрылись из виду, Монтальбано возвратился в домик, чтоб начать обыск. И действительно, он раскрыл буфет, достал бутылку вина, которая была еще наполовину полна, и захватил ее с собой в тень дерева, чтобы прикончить ее в мире и покое. Задержание опасного преступника, скрывавшегося от правосудия, было благополучно завершено.

Едва завидев появившегося в управлении Монтальбано, Мими Ауджелло, в которого словно дьявол вселился, налетел на него, как ураган:

– Где ты был? Куда тебя черти носили? Куда подевались остальные? Это что, по-твоему, нормальное поведение, мать вашу за ногу?

Должно быть, он и в самом деле разозлился, раз уж начал выражаться так энергично, – за три года, что они работали вместе, ни разу комиссар не слышал, чтоб его зам выругался. Нет, однажды: когда один сукин сын выстрелил в живот Торторелле, он реагировал точно так же.

– Мими, да что тебя разбирает?

– Как это, что меня разбирает? От страху чуть не помер тут!

– От страху? Какого страху?

– Сюда звонили по крайней мере шесть человек. Подробности рассказывали каждый раз разные, а суть одна: огневой конфликт с ранеными и убитыми. Один сказал – бойня. Тебя дома нет, Фацио и остальные пропали на служебной машине, никому ничего не сказали… Я подумал, что дважды два – четыре. Я не прав?

– Да нет, прав. Только злиться ты должен не на меня, а на телефон, вина-то его.

– А телефон-то здесь при чем?

– А очень даже при том! Потому как на сегодняшний день телефон, он даже в каком-нибудь задрипанном курятнике в любой деревне есть. И что делает народ, когда телефон у него под рукой? Звонит. Расскажет тебе что есть и чего нету, что может быть и чего даже и быть-то не может, что кому-то во сне приснилось, как в пьесе Эдуардо, как ее там, ах вот, «Голоса изнутри»: раздует, уполовинит, и вечно без указания своего имени и фамилии. Звонят по номерам, где можно нести любую несусветицу – и никакой ответственности![7]А эксперты по мафии меж тем то-то радуются: на Сицилии исчезает круговая порука, исчезает пособничество, уменьшается боязнь! Ничего не уменьшается, увеличиваются только счета за телефон.

– Монтальба, не дури мне голову своей болтовней! Это правда, что есть убитые и раненые?

– Ничего не правда. Не было никакого конфликта, стреляли мы только в воздух, Галлуццо сам себе нос разбил, и этот сдался.

– Этот – кто?

– Один скрывавшийся от правосудия.

– Ясно, но кто?

Появление запыхавшегося Катареллы избавило его от необходимости что-то отвечать.

– Дохтур, тут у телефона будет до вас синьор начальник полиции.

– Потом скажу, – ответил Монтальбано, мгновенно исчезая в своем кабинете.

– Дорогой друг, я звоню, чтобы принести вам живейшие поздравления!

– Спасибо.

– Это большая удача.

– Нам повезло.

– Кажется, тот, о ком мы говорим, – фигура гораздо более крупная, чем он из себя изображал.

– Где он сейчас?

– По дороге в Палермо. Антимафия так решила, ничего нельзя было поделать. Ваши люди не смогли даже остановиться в Монтелузе, должны были проследовать дальше. Я им добавил машину охраны с четырьмя моими.

– Значит, вы не разговаривали с Фацио?

– Нет, не было ни времени, ни возможности. О происшедшем не знаю почти ничего. Потому я был бы вам благодарен, если сегодня после обеда вы смогли бы зайти ко мне на службу и изложить мне все в деталях.