Книга Цепные псы пантеонов - Игорь Чубаха

— Это все ерунда! Вот у меня была подруга в Новгороде — ночью у ларька снял — такая замороженная! Просыпаемся в кровати, а ей уже с утра холодно. Вылезать из-под одеяла — холодно, шмотки напялить — холодно, яичницу сварганить — и то холодно, хотя у нее газовая плита, а уж выйти на улицу — от дубака зубами цокала, будто каблучками. Я ей на прощание: «Вернусь в следующий маршрут, отогрею, впендюрю искру бодрой жизни!»

Хозяйка-официантка присоединилась к слушателям, не забыв собрать заказы: каждому по двести и по солянке.

— Приезжаю через неделю, а дверь открывают старички. Я так с надеждой: «Лариса дома?» А они мне: «Три года как схоронили, а неделю назад мы как раз на кладбище были, поминали...»

Прочие рыцари шин и домкратов ответили на историю дружным ржачем. Отсчитав денежки и присовокупив разумные чаевые, фон Зигфельд не отказал себе в удовольствии напоследок полюбоваться бледной шеей сиреневой дамы. Правда, это было чисто эстетическое удовольствие. Шоферы расселись на высокие табуреты у стойки и стали похожи на дожидающихся, когда жертва окончательно двинет кони, грифов.

— Вез я «Сникерсы» в Сибирь, точнее, в Свердловскую губернию, подобрал на трассе плечевую. А она давай меня лечить, типа в нее вселился ейный покойный муж-боксер, которого на ринге прямым в висок убили. Я внятно попытался профуру высадить, да не тут-то было. Денег не берет и внушает, что я обязан супротивника по рингу, который в смерти повинен, грохнуть из обреза. И ведь, зараза, так складно грузила, что почти повелся, как заору вроде какого-то Франкенштейна: «Адрес давай!» Не буду вам, мужики, тюльку травить, пошла она поссать в Свердловских пригородах, я от греха подальше как газанул!

И опять наградой рассказчику был дружный смех.

Застиранное пятно на скатерти напомнило Эрнсту карту Луны, но сейчас он совершит экшн не под гнетом полнолуния. Спрятав «Мальборо», Эрнст украдкой проверился, не изучает ли кто-нибудь из шоферни его чересчур пытливым взглядом, остался доволен результатами наблюдения и тоже порулил на выход. Между делом снял с вешалки дождевик вороньего цвета и ввернулся в рукава.

— А про «раковую автоколонну» слыхали?

— Ты не мучай Му-Му, ты рассказывай, а мы остановить успеем.

— Ну так вот, Толян, который под Олимпиаду женился на диспетчерше из Набережных Челнов, однажды присоседился на трассе к колонне, а было это еще в девяносто четвертом, когда по дорогам шалили. Вот он такой довольный до привала в хвосте и прокуковал. Дальше, понятно, на стоянке хлопцам проставился, те завелись и загульбанили всем кагалом. Шлюх строили, кто кого на тросах перетянет, — забивались, все по полной.

— А трасса?

— Толяну втерли, что у них все ГАИ по пути привороженные. И вот утром продирает он глаза фиг знает, в каких кустах, во рту поганки цветут, жить не хочется. Слышит, что колонна этак скоропостижно уже отчаливает, и последний хлопец передает привет: «А ты знаешь, с кем бухал?» — «Это с кем?» — «Это «раковая колонна», все в ней — мертвяк на мертвяке, от рака поджелудочной железы или печени свернувшие копыта. И теперича ты — наш! Месяцев через пять ждем, тогда уже сам нас найдешь». Пошел Толян проверяться к врачу, а тот глаза прячет. Короче, могила Толяна под Набережными Челнами, только покоится ли он в гробу, или с новыми друзьями где колесит, я проверять не собираюсь.

— Слышь, тебя, кажется, Васькой зовут, а вот ты прикинь, ведь тоже к нашей колонне прилип, киряем сейчас от души... откуда ты знаешь, что утром от нас похожее поздравление не услышишь?

— От верблюда, — тут же насупился рассказчик...

Ночь встретила Эрнста фон Зигфельда привычной болотной сыростью, и нюх его тут же обострился. Следы отчалившего Фрязева Эрнст угадывал почти зримо, цепочка запаха огибала сарай и стелилась по ныряющей в ельник тропинке. С обострившимся нюхом пришли привычные боли — организм начал физиологическую перестройку.

Эрнст уже не топал вразвалочку, а мерил тропку легкими балетными прыжками, мертвенно бликующий в сыворотке тумана плащ еле поспевал, вкрадчиво шелестя полами. Еловые лапы отвешивали пощечины, но этой боли Эрнст не чувствовал, гораздо злее его корчила боль зубная.

Дешевый спирит Фрязев не успел уйти далеко, под ногой Эрнста некстати крякнула прошлогодняя шишка, Фрязев оглянулся, узнал и не узнал настигавшего... Однако, пусть Костик и был дрянь человечишка, у него случился приступ смелости. Кроме того, агент оказался вооружен — навстречу Эрнсту взмыла рука с пистолетом.

— Стой на месте! — истерично взвизгнул агент, и взятой им высокой ноте вполне могла бы позавидовать мадам-халдейка. — Или я стреляю!!!

Эрнст, конечно, не остановился, «как кстати в кафе играет магнитола, никто ничего не услышит».

Грохнул выстрел, пуля вошла в Зигфельда между третьим и четвертым ребром с правой стороны грудной клетки и вскипятила легочную ткань. Но и пуля — ведь откуда взяться у Фрязева серебряной — не смогла тормознуть фон Зигфельда.

— Я обещал, — просвистел дырочкой в правом боку, словно ежик резиновый, фон Зигфельд, — что тебе ничего не грозит ПОСЛЕ операции. Я не соврал!

Вот он уже рядом с жертвой, левой лапой отбил утяжеленную пистолетом руку, и клыки сомкнулись на шее агента, такой же бледно-белой, как шея у кафешной дамы...

Антииеромонах обер-вампир дракульского толка Эрнст фон Зигфельд убил своего подопечного, но очень не рад был бы Эрнст, если бы этот поступок стал известен кому-нибудь из соратников по восточной инферн-группе войск «Старшая Эдда». А до третьих петухов оставалось два часа пятьдесят одна минута.

Глава 2

Пойдете на корм, но не рыбам

Там живут несчастные люди-дикари,

На лицо ужасные, добрые внутри.

Что они ни делают, не идут дела.

Видно, в понедельник их мама родила.

Ночная сырость пробирала до дрожи, но искать место под утлым навесом среди вповалку храпящих немытых сограждан очень не хотелось.

— Это банши из ужастиков, только наяву! — почти скулил Антону на ухо оседлавший соседнюю кочку незнакомец в рваном и отчаянно грязном кашемировом пальто. — Эта нерусская дрянь вопит так, что кровь стынет в жилах. Да что там кровь?! У моего «мерсюка» мотор заглох, так они меня и повязали. Я поехал присмотреть место для шашлычной на кольцевой, оказался... обделанный по самое грызло. А ты здесь какими судьбами?

Антон слушал вполуха, его коробил запах, который источала его же недубленая шкура: комары и гнус на русском Севере готовы высосать подчистую любую мишень, пришлось тщательно разжевать последнюю сигарету и намазаться доморощенным репеллентом.

— Банши? — тяжело вздохнул Петров.

— Банши, винт им в грызло, банши. Нам тут один ботаник, которого потом за лишние мозги уволокли долой отсюда, втолковывал, типа в гороховые времена это были ангелы, которых по западлу кинули забытые боги. И типа сначала, получив отставку, эти дамочки крутились возле везунчиков, которых смерть отпустила погулять. А потом красавицы пошли вразнос и стали стопудовым гарантом оверкиля, понятно, для тех, кто их видит.