Книга Мужчины из женских романов - Эллина Наумова

Все это, начиная с критики литературных титанов, Света запальчиво изложила на собеседовании владельцу издательства. Тот слушал, тонко улыбаясь. А когда она добралась до несчастного Гамлета в трактовке мужланов, вздохнул и посмотрел ей в глаза, будто ища в них хоть тень игривости или юмора. Результаты поиска не отразились на его лице, но он негромко сказал:

– Что ж, попробуйте… Мы заинтересованы в новых авторах. Ищите жемчужину в пыли…

Издатель явно был брезглив: слово «пыль» у него звучало как «навоз». Но даже если не заморачиваться поиском дополнительных смыслов, было очевидно, что легкой и чистой такую работу не назовешь. Однако девушке было не до условий труда.

– Я постучала, вы мне отворили. Я буду искать и найду, – твердо пообещала она.

– Приступайте. Наши редакторы объяснят вам, что такое хорошая беллетристика с коммерческой точки зрения, – поскучнел голосом, но оживился взглядом издатель.

– Перед тем как идти сюда, я внимательно изучила несколько книг американских авторов о бестселлерах – как их писать, как распознавать, – успокоила его Света. – Но мнение практиков, разумеется, учту.

– Учитывайте тщательно. Желаю успехов.

– Спасибо. Мои успехи – ваши успехи, – искренно воскликнула она.

Отпускающий и благословляющий жест работодатель почему-то сделал ладонью, нервно сжатой в кулак.

И новенькая отправилась трудиться. За крохотную зарплату ей предстояло отвечать на звонки и сортировать поступающие по электронной почте рукописи. Крест дается человеку от рождения, но свою голгофу каждый складывает сам по булыжничку. А иногда яму себе роет. Говорили упрямой девчонке: прочитала синопсис, если он отвечает требованиям редакторов, пересылай им текст, не заглядывая в него. Если нет, заготовь шаблон отлупа, дескать, произведение издательству не подходит, желаем творческих успехов, и шли себе по всем адресам. Но, чтоб он провалился, мифический истопник, Света тоже решила директорствовать в бане. То есть открыть перспективные авторские имена и основать собственную небанальную серию женского романа. Для начала. Ей хотелось доказать, что она чего-то стоит, всем. Особенно Диме.

2

Издательство было новое и очень маленькое. Зачем оно появилось в густом ряду таких же, известно было только тому, кто спонсировал владельца – Егора Александровича Пирогова – нищего, болезненно умного тридцатилетнего парня, одержимого манией взаимовыгодного сотрудничества. Что-то вроде «Досточтимый крокодил, позволь сделать из тебя отличную сумку. А то сидишь в вонючей тине, не каждый день жрешь, да и все равно тебе подыхать». Как все маньяки, он мог быть обаятельным и убедительным. Если денег дал мужчина, то вскоре ему предстояло узнать, что он вложился не в тот бизнес. Если женщина, то Егору надо было творить чудеса на любовном ложе. Чтобы благодетельница не увлеклась юношей, который продает не книги, а мясо. Такие в койке тоже много чего умеют, но стоят дешевле и быстро переходят на самоокупаемость.

Постоянно балансируя на краю, за которым мощные ребята выбивают долги вместе с духом, Пирогов ютился в коммуналке и ездил по доверенности на «форде» дальнего родственника. Зато всякий его рабочий кабинет был почти близок к роскошному: натуральные дерево и кожа, светильники на заказ, лучшая оргтехника. И поче му-то обязательно ковер из великолепной шерсти ручной работы на полу. Упомянутое «почти» обеспечивал сам издатель. Он всегда случайно, но неизбежно царапал мебель, казалось, даже рукавами, прожигал сигаретами диваны и кресла, заливал ковры кофе. В издательстве он тоже ни в чем себе не отказал и еще не успел нанести урон дорогим вещам. Поэтому, когда Света обнаружила, что кроме его просторных богатых покоев (к труду офис Егора не располагал) книжное царство состоит всего-то из двух тесных комнат с ободранной мебелью и старыми компьютерами, она растерялась. В одной жили загадочной трудовой жизнью две молодые высокомерные дамы – экономист и юрист. «Будешь тут раздуваться: при таком престижном образовании сидеть в конуре и верить в лучшее. Хотя строчка «опыт работы в издательском бизнесе» резюме не испортит», – незлобиво подумала Света. В другой вели более понятное существование редакторы. Мужской прозой занимался Павел Вадимович, женской – Нинель Николаевна. Оба были типичными москвичами лет под пятьдесят – уважали себя ровно настолько, сколько надо, чтобы не отчаиваться в любых ситуациях. Но хандрили, бывало. Оба прятали какую-то болезненно-идеальную ухоженность тела и мозга за легкой небрежностью в одежде и сарказмом в речи – доля умных, но небогатых людей. В общем, девушка была с ними одной бытийно-столичной крови, что все трое сразу негласно признали, а Павел Вадимович еще и озвучил:

– Думаю, сработаемся.

– Вы мне только напишите, чем интересуетесь, – попросила Света, – чтобы первое время было перед глазами.

– Уже пишем, требования наши скромны и реалистичны, – заверила Нинель Николаевна. И вдруг сердобольно добавила: – Бедняжка.

– Ничего, кто в самотеке не купался, тот не редактор, – живо откликнулся Павел Вадимович. – Бассейн с шампанским, просто бассейн с шампанским!

– Ну, если это называется купанием, то…

Нинель Николаевна не закончила. Они с коллегой переглянулись и сдержанно усмехнулись.

– Знаете, когда мама услышала, чем я буду заниматься, она рассказала мне кое-что, – не обиделась на недомолвки Света. – Это было в конце восьмидесятых, ей дали первое классное руководство. Многие без полугода выпускники писали стихи и рассказы. Мечтали продолжать в том же духе. Советовались…

Опытный редактор посмотрела на нее с тревожным интересом. Словно пыталась определить, бессознательно девочка напомнила им с Павлом Вадимовичем о том, что они ровесники ее мамы, а сама она молода и уже в силу этого перспективна, или осознанно? Намекала на идиотский миф, будто каждый редактор – это несостоявшийся писатель, и, опять же, они давненько не состоялись? Звучит дико, но Нинель Николаевна хотела бы встретить стерву, которая довела в себе до автоматизма мстительность, научилась быстро и тонко демонстрировать любое свое преимущество. Но нет, опять не та. И маму-то сразу вспомнила по-детски, защищаясь от чужого пренебрежения. А Света, не подозревая, что ее анализируют, говорила:

– Разумеется, она читала «Юность», тогда всеми правдами и неправдами доставали и читали. И однажды ученик, победитель всяких там всесоюзных конкурсов на лучшее сочинение, принес ей номер. Ткнул пальцем в крохотную статейку про очередного дебютанта и спросил: «Это значит, бесполезно туда что-нибудь посылать?» Мама почти дословно запомнила несколько строк, которые так ранили мальчика. Дескать, наш новый автор – москвич и вращается в литературных и актерских кругах. Но он не стал бегать за маститыми писателями, умоляя прочесть его рассказы. Более того, не возник на пороге редакции со словами: «Я – выпускник литературного института». Тоже какая-никакая, а рекомендация. Он выбрал самый глухой, бесперспективный, гиблый путь – послал рукопись самотеком. То есть такое отношение к тому, что приходит по почте, было всегда? А я думала, это – издержки совка даже в относительно прогрессивных изданиях.