Книга Мозаика - Гейл Линдс

— Viva! Viva Julia Austrian![7]— это по-испански.

— Браво, Джулия! Дивный концерт! — тоже иностранец, хотя акцент она не сумела распознать.

Полная радости, Джулия наконец покинула сцену Альберт-холла, а вокруг не прекращался гул поздравлений и восторгов, который сопровождает любой артистический успех. Ее слушатели были возбуждены, да и она тоже. Но это было не просто удачное выступление. Важнее всего то, что вернулось зрение.

Но навсегда ли? Так хочется верить!

Хотя все может исчезнуть в одно мгновение, как в Варшаве.

Пусть лучше никто не знает, что она прозрела. Столько горя она вынесла за эти десять лет, с того злосчастного дня, когда поняла, что ослепла и узнала, что умер отец. Маргерит не сломалась, спасение дочери стало для нее главным делом жизни. Она звонила нужным людям, водила ее по врачам, чтобы определить причину, вызвавшую столь внезапную слепоту. Бесконечные обследования — офтальмоскопия, тонометрия, опыты со щелевой лампой, периетрия, флюоресцентная ангиография. У нее выработалось личное отношение к аппаратуре — томографам, магнитно-резонансной и ультразвуковой технике. Но признаки каких-либо физических нарушений отсутствовали.

Когда ее дядя Крейтон Редмонд порекомендовал одного из лучших в мире психиатров, она отказалась, а Маргерит была вне себя от самой идеи, что причину слепоты Джулии нужно искать в эмоциональной сфере.

Но время шло, всех сводила с ума неизвестность, и великодушное предложение Крейтона осталось единственным вариантом. Тем психиатром оказался д-р Уолтер Дюпюи, известный не только в Соединенных Штатах, но и в Европе, где он открыл новую клинику в Париже. Стоимость консультации была такой же внушительной, как его репутация, но семья Остриан без труда могла позволить себе эти расходы. И вот Джулия отправилась к нему. Д-р Дюпюи терпеливо задавал вопросы и слушал, пока наконец не поставил диагноз. Он назвал ее слепоту конверсионным нарушением. И это было официальным диагнозом Ассоциации американских психиатров.

Джулия всегда боялась своих зрителей, иногда даже испытывала ужас от их взрывного восторга. В вечер ее дебюта море ожидающих и нетерпеливых лиц пронизывало ее молниями страха. Боязнь сцены, нервное возбуждение и даже тошнота перед каждым концертом были нередки среди исполнителей, но, по мнению д-ра Дюпюи, у нее состояние тревоги зашло на шаг дальше. В тот вечер боязнь того, что это чудовище, состоящее из лиц и голосов, будет преследовать ее всю жизнь, привело к защитной реакции психики, к бегству от монстра. Во мрак слепоты.

Видя, что его слова вызывают шок и недоверие, д-р Дюпюи прочитал официальное клиническое объяснение, приведенное в диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам: «... реакция... пациента представляет собой символическое разрешение подсознательного психологического конфликта, уменьшающее страх и служащее для вывода этого конфликта из сознания... Симптомы возникают непреднамеренно...»

Она «конвертировала» свой страх перед аудиторией в слепоту. В ту ночь Джулия отправилась спать и проснулась с уже решенной проблемой. Она сделала это неумышленно, затронув лишь зрение. Осталась тем же человеком, с теми же талантами и с тем же интеллектом, могла выполнять любые физические действия по своему выбору. Не могла лишь видеть.

Д-р Дюпюи понимал все их сомнения. Он отправил мать и дочь к двум своим коллегам — в Вену и Лос-Анджелес. Оба обследовали ее, и, несмотря на то что каждый пытался найти ошибку, подтвердили диагноз Дюпюи. После этого Джулия стала часто посещать д-ра Дюпюи, ее встречи с ним приурочивались к концертам. Но после многих лет разговоров, лекарств и отсутствия прогресса она решила, что лучше дать времени шанс исцелить ее. Доктор говорил, что, поскольку какие-либо физические изменения отсутствуют, возможно спонтанное возвращение зрения.

Теперь, после всего случившегося, Джулия не могла давать матери ложную надежду. Поэтому она пока держала свою радость в тайне, храня, как сокровище, все, что видела.

Улыбаясь и не снимая темных очков, она приветствовала поклонников, столпившихся в ее гардеробной. Она была окружена восторженными разговорами, ароматом тонких духов и дорогих сигар. Пока она разговаривала с каждым, хранимое в тайне зрение с упоением впитывало цвета, формы, контуры.

Лица. Движения.

Небрежный поцелуй в подставленную щеку.

Улыбка, излучающая понимание.

Джулия не видела ничего более десяти лет. И красота всего того, на что она бросала взгляд, была настоящим чудом.

И тут ее пронзила боль. Она вспомнила, как быстро и как легко зрение исчезло в Варшаве.

Один миг, и она вновь может ослепнуть.

Джулия позволила матери увести ее от восторженной толчеи Альберт-холла на обычный прием, который устраивается после концерта. Многие исполнители недолюбливали эти приемы, но они являлись важной частью международной музыкальной жизни, местом, где любители музыки имели возможность встретиться с артистом, а продюсеры — поискать спонсоров для организации будущих концертов. Джулия приучила себя к этим приемам, но ее вновь обретенное чудом зрение придавало особенный характер сегодняшней вечеринке.

Парад представителей высшего общества, промышленников и профессионалов, пришедших поздравить ее...

Женщина, источавшая запах духов «Уайт-Даймондс»:

— Какая музыка! Вы подписали контракт с Люцифером? Если да, то он держит слово!

Веселый адвокат из Кента:

— Мисс Остриан, знаете ли вы, чем отличается «Тойота» от рояля? — Когда она призналась, что не знает, он весело рассмеялся: — Сыграть на рояле под силу многим, а вы могли бы извлечь дивные звуки даже из «Тойоты»!

Засмеявшись, Джулия увидела, как Маргерит направилась к прибывшему посыльному забрать доставленный пакет. В благодушном настроении она расписалась в получении и сунула пакет в свою большую сумку от Луи Вюиттона. Как только посыльный ушел, она снова окунулась в водоворот вечеринки.

Жадно вглядываясь в лицо матери, Джулия молча ждала ее приближения, скрывая свои зрячие глаза за темными стеклами очков. Она вдруг увидела, как сильно изменилась мать за годы ее слепоты. Когда-то это была элегантная, изысканная женщина с упрямым подбородком, красивыми скулами и уверенным взором, который не опускался ни в споре, ни при ошибке. Теперь то, что было холодным и твердым, смягчилось и утратило однозначность. Сочувствие сплавилось с железной силой. Прибавились годы, мудрость и многое другое. Красота. Чувственность. Человечность.

Джулия улыбнулась в глубине души.

— Странно, — сказала ей Маргерит, — я только что получила пакет, кажется, от своего отца.

Она похлопала по своей сумке и улыбнулась. Многие годы она держалась на расстоянии от своей семьи, избегая постоянного контроля, но испытывала глубокую привязанность к отцу, который теперь пребывал в интернате для престарелых.