Книга Директива Джэнсона - Роберт Ладлэм

Делано рассмеявшись, Харнетт захлопал в ладоши.

— Мне по душе ваш стиль, — сказал он. — Отличная тактика ведения деловых переговоров. Ну хорошо, сдаюсь, ваша взяла. Говорите, сколько вы хотите?

Улыбнувшись, Джэнсон покачал головой, словно Харнетт сказал что-то смешное, и направился к двери. Однако перед тем, как выйти из кабинета, он остановился и обернулся.

— Так и быть, одна наводка — причем бесплатно. Ваша жена знает.— Произносить вслух имя венесуэльской любовницы Харнетта было бы некрасиво, поэтому Джэнсон добавил, уклончиво, но в то же время так, что его слова не вызывали сомнений: — Я хотел сказать, насчет Каракаса.

Он многозначительно посмотрел на Харнетта. Его взгляд говорил: «Я не выношу никаких заключений, просто как профессионал профессионалу определяю возможное слабое место».

На щеках Харнетта выступили красные пятна, его охватил приступ тошноты. У него был вид человека, предчувствующего разорительно дорогой развод, накладывающийся на борьбу с крупными держателями акций, в которой он, скорее всего, должен был потерпеть неудачу.

— Я согласен на любые ваши условия! — крикнул Харнетт вслед Джэнсону.

Но консультант уже шел по коридору к лифтам. Ему доставило удовольствие увидеть, как с заносчивого дельца слетела вся спесь. Однако к тому времени, как Джэнсон спустился в вестибюль, его переполнило ощущение горечи, потерянного времени, никчемности жизни. В голове зазвучали слабые отголоски из далекого прошлого — из другой жизни. «И это то, в чем состоит смысл твоей жизни?» Фан Нгуен задавал этот вопрос в тысячах различных вариаций. Это был его излюбленный вопрос. Джэнсон даже сейчас, по прошествии стольких лет отчетливо видел маленькие проницательные глаза, плоское лицо, покрытое морщинами, тонкие, детские руки. Все, сказанное об Америке, пробуждало неподдельный интерес маленького человечка, допрашивавшего Джэнсона — с равными долями зачарованности и отвращения. «И это то, в чем состоит смысл твоей жизни?» Джэнсон покачал головой. Будь ты проклят, Фан Нгуен!

Сев в свой лимузин, припаркованный на Дирборн-стрит у самого входа в здание, Джэнсон решил поехать прямо в аэропорт О'Хейр; он сможет успеть на более ранний рейс в Лос-Анджелес. Если бы так же просто можно было оставить в прошлом вопросы Нгуена.

* * *

Войдя в зал ожидания Платинового клуба компании «Тихоокеанские авиалинии», Джэнсон подошел к окошечку, за которым стояли две женщины в форменных костюмах. И костюмы, и стойка были серо-синего цвета. Пиджаки с погончиками, к которым почему-то питают страсть все крупные авиакомпании. Джэнсон мысленно отметил, что в иных местах и в иные времена такими погонами отмечали выдающиеся боевые заслуги.

Одна из женщин разговаривала с грузным мужчиной с отвислыми щеками в расстегнутом синем кителе. На поясе у мужчины висела рация, а из внутреннего кармана торчал кончик металлической бляхи. Джэнсон понял, что перед ним инспектор ФУГА[2], пользующийся свободной минуткой, чтобы отдохнуть от бездушной техники и насладиться общением с живыми людьми. При появлении Джэнсона мужчина и женщина умолкли.

— Ваш билет, пожалуйста, — попросила его служащая.

Ее припудренный загар заканчивался чуть ниже подбородка, а медно-красный цвет волос выдавал знакомство со средствами окраски.

Джэнсон предъявил билет и пластиковую карточку, которой «Тихоокеанские авиалинии» удостаивали своих самых активных пассажиров.

— Добро пожаловать в Платиновый клуб «Тихоокеанских авиалиний», мистер Джэнсон, — радушно улыбнулась женщина.

— Мы дадим вам знать, когда начнется посадка на ваш рейс, — тихим, вкрадчивым голосом сказала другая женщина — каштановые кудри, тени на веках в тон голубым кантам на мундире. Она указала на вход в зал ожидания таким жестом, словно стеклянные двери были вратами рая. — А в ожидании вылета приглашаем воспользоваться нашим гостеприимством и отдохнуть.

Ободряющий кивок и широкая улыбка: большего нельзя было ожидать даже от святого Петра.

Отвоевавшие себе место в шумных, переполненных современных аэропортах, такие закутки, как Платиновый клуб «Тихоокеанских авиалиний», стремятся угодить самым взыскательным пассажирам. Небольшие вазочки были наполнены не соленым арахисом, предназначенным для les miserables[3]из общего зала, а более дорогими видами орехов: кешью, миндалем, грецкими орехами, пеканом. На гранитном столике «заправочной» стояли хрустальные кувшины с персиковым нектаром и свежевыжатым апельсиновым соком. Полы были устланы роскошным микрофибровым покрытием; общий серо-синий фон, визитная карточка авиакомпании, перемежался белыми и небесно-голубыми прожилками. На круглых столиках, рассыпанных между уютными, мягкими креслами, лежали аккуратно сложенные свежие номера «Интернэшнл геральд трибюн», «Ю-Эс-Эй тудей», «Уолл-стрит джорнэл» и «Файнэншл таймс». На большом мониторе мелькали бессмысленные Цифры и значки, марионетки мировой экономики. Сквозь опущенные жалюзи просматривалось летное поле.

Джэнсон рассеянно пролистал газеты. Раскрыв «Уолл-стрит джорнэл» на странице биржевой хроники, он увидел знакомые воинственные заголовки: «В погоне за прибылью крупные держатели акций предприняли наступление на индекс Доу-Джонса, устроив на Уолл-стрит кровавую бойню». Спортивный раздел «Ю-Эс-Эй тудей» был посвящен краху защиты «Рейдеров» под стремительными неудержимыми атаками «Викингов». Тем временем из невидимых динамиков доносились мягкие звуки песни в исполнении модной поп-дивы из недавнего нашумевшего фильма о легендарной Второй мировой войне. Пролитые кровь и пот были удостоены невиданного съемочного бюджета и потрясающих технологий компьютерной графики.

Джэнсон тяжело опустился в обтянутое гобеленом кресло, обводя взглядом терминал связи, где директора крупных фирм и управляющие ведущих компаний, подключив свои портативные компьютеры, принимали сообщения по электронной почте, выбирая среди бесчисленных посланий от клиентов, сотрудников, подчиненных и любовниц, а также рекламных проспектов крупицы действительно важной информации. Из раскрытых портфелей торчали обложки книг, предлагающих советы по завоеванию рынка от последователей Сунь Цзы[4], приспособивших искусство войны под производство фасованных товаров. Холеный, самодовольный, ничего не боящийся народ, размышлял Джэнсон, разглядывая окружавших его банкиров и дельцов. Как эти люди любят мир и спокойствие и в то же время как любят образы войны! Легко романтизировать военные реалии, находясь далеко от пуль и взрывов; точно так же хищные звери становятся предметами украшения, побывав у таксидермиста.

Бывали моменты, когда Джэнсон чувствовал себя так, словно и его тоже выпотрошили и повесили на стену. В настоящее время почти все хищники занесены в Красную книгу исчезающих видов, а Джэнсон признавал, что и он сам когда-то был хищником — агрессивной силой, сражающейся с агрессивными силами. Он знавал бывших солдат, настолько пристрастившихся к диете адреналина и опасностей, что, когда надобность в их услугах отпала, они начинали играть в войну. Все свое время эти люди проводили, выслеживая противника на многочисленных площадках для пейнтбола в горах Сьерра-Мадре или, что гораздо хуже, поступали в услужение к сомнительным фирмам, ведущим дурно пахнущие делишки, как правило, в тех частях света, где единственным законом является щедрый бакшиш. Джэнсон глубоко презирал таких людей. Однако порой он задавался вопросом, не являются ли узкоспециальные услуги, которые он оказывает американскому бизнесу, всего лишь более пристойной разновидностью того же самого.