Книга Палач в белом - Михаил Серегин

Эта мысль засела во мне занозой и окончательно лишила покоя. Мое обещание Борису Иосифовичу, что отныне я ни на шаг не буду выходить за пределы своей компетенции, было благополучно забыто. Я решил действовать не откладывая.

На следующий день после разговора с Юрием Николаевичем у меня было ночное дежурство на «Скорой». Ночь выдалась довольно спокойной, и я воспользовался этим, чтобы выяснить некоторые обстоятельства.

Дежурным диспетчером был Хоменко – флегматичный и обстоятельный молодой человек, никогда ничему не удивляющийся и не задающий лишних вопросов. Это было мне на руку.

– Послушай, – сказал я ему. – В мае, не помню, какого числа, у меня был вызов к больному Зелепукину...

– Зелепукин, Зелепукин... – наморщил лоб Хоменко. – Помню такого! Хроник, неправильные вызовы... Живет, кажется, на Котельнической набережной?..

– Он самый! – подтвердил я. – У меня к тебе просьба: пошуруй в компьютере – хочу узнать, ездил ли кто-нибудь к нему после меня?

– Можно! – согласился Хоменко и, небрежно откинувшись на спинку вертящегося кресла, одной рукой принялся перебирать клавиши компьютера.

Я смотрел на него с завистью и восхищением. Сам я вырос в те времена, когда компьютеры встречались только в фантастических фильмах, и отношение у меня к ним сохранилось с тех пор уважительно-недоверчивое, как к чему-то в принципе недоступному и недостижимому. Наверное, прояви я минимальную настойчивость, и мне удалось бы в какой-то степени освоить эту технику, но я инстинктивно удерживал себя от этого шага, словно овладение компьютером могло изменить мою сущность.

Молодые люди вроде Хоменко были полностью свободны от опасений такого рода и управлялись с фантастическими аппаратами с завидной легкостью. Бездны информации открывались им, точно сокровищницы из сказок «Тысяча и одной ночи», а они воспринимали это чудо флегматично и снисходительно, как заметку в стенной газете.

– Есть! – объявил Хоменко, тыча пальцем в экран монитора. – Зелепукин Федор Никодимович, шестидесяти восьми лет, Котельническая набережная... Что, ты говоришь, тебя интересует?

– Кто выезжал к нему за последний месяц, – подсказал я.

Хоменко щелкнул клавишей и посмотрел на экран, окрасившийся красивым бирюзовым цветом.

– Так... Ты был у него семнадцатого мая... – сообщил он. – Потом... двадцатого ездил Светлышев, он тогда заменял Кириллова. Двадцать третьего к нему посылали Виноградова. Затем двадцать пятого у него был Четыкин из другой смены... И еще был вызов – второго июня. Ездила Екатерина Игнатьевна из нашей смены... Во всех случаях вводился морфин. Больше никаких мероприятий не проводилось. Вот, пожалуй, и все.

– Постой! – перебил я. – А после второго июня не было ни одного вызова?

– Да нет же, – ответил Хоменко. – Я тебе выдал полную информацию, как ты и просил.

– Спасибо, – сказал я. – А где сейчас Екатерина Игнатьевна?

– В комнате отдыха, по-моему, сериал какой-то смотрит...

Екатерина Игнатьевна действительно смотрела телевизор в компании моей помощницы по бригаде Инны, девушки молодой, но исключительно серьезной. Екатерина Игнатьевна и сама была личностью с весьма большими амбициями и исключительным самомнением. Держалась она всегда по-королевски надменно и снисходительно, словно оказывая окружающим неоценимую услугу. Однако даже такие возвышенные и самоуглубленные дамы не в состоянии устоять перед чарами примитивных героев латиноамериканского «мыла». По-моему, здесь непочатый край работы для психологов и психиатров. Я же, не являясь ни тем, ни другим, испытывал серьезные трудности, намереваясь вырвать надменную Екатерину Игнатьевну из плена иллюзий. Но отступать я не собирался, подгоняемый нетерпением охотника и следопыта.

Комната отдыха, выполненная в спокойных голубоватых тонах, была погружена в приятный полумрак. По стенам вились стебли каких-то комнатных растений. Вокруг телевизора расставлены мягкие кресла, два из которых были заняты дамами. Когда я вошел, меня удостоили самого поверхностного взгляда, и тут же глаза женщин вновь устремились на экран, где жгучий бразильский брюнет безутешно рыдал прямо в камеру. Почему-то мужчины в сериалах постоянно плачут – видимо, это самое надежное средство завоевать сердце женщины. «Интересно было бы попробовать», – подумалось мне.

Однако единственное, что мне удалось из себя выдавить, это самый будничный вопрос:

– Екатерина Игнатьевна, вы не могли бы уделить мне пару минут?

Она ответила, не отрываясь от экрана, точно сквозь сон:

– Что вы хотели, Владимир Сергеевич?

С сомнением посмотрев на юную Инну, я уточнил:

– Это интимный разговор. Может быть, выйдем на минуточку?

Мне удалось пронять Екатерину Игнатьевну. Она взглянула на меня с царственным недоумением, и ее тщательно подкорректированные брови поднялись высоко вверх.

– Что это значит? – холодно произнесла она. – Какой у нас с вами может быть интимный разговор, Владимир Сергеевич?

– Разумеется, это шутка, – нетерпеливо объяснил я. – Но вопрос для меня очень важный. И безотлагательный.

Надменное лицо Екатерины Игнатьевны выразило крайнюю степень неудовольствия.

– Меня удивляет склонность молодых людей к шуткам такого сорта! – сообщила она. – И вообще, если у вас есть вопрос, так задавайте его, а не разыгрывайте здесь сцены из римской жизни!

Нет, положительно, я позавидовал бразильским мужчинам, безо всяких усилий льющим горькие слезы. Мне тоже хотелось в этот момент заплакать, но слез не было и в помине. Хотя «сцены из римской жизни» звучали очень обидно, пусть и не слишком понятно.

– Ну бог с вами! – сказал я покорно. – Хотя я предпочел бы разговор с глазу на глаз. Скажите, второго июня вы были на вызове у Зелепукина на Котельнической набережной?

– Ну и что? – холодно спросила Екатерина Игнатьевна. Ни один мускул не дрогнул на ее холеном лице.

– Жена больного... э-э... не делала вам никаких необычных предложений, Екатерина Игнатьевна?

И опять лицо ее не шелохнулось.

– Что вы имеете в виду под необычными предложениями, поясните! – высокомерно произнесла Екатерина Игнатьевна.

Пожалуй, я растерялся. Мое расследование с самого начала заходило в тупик. Да и глупо было надеяться выудить что-то из этой замороженной куклы, больше похожей на истукана с острова Пасхи, чем на женщину. Если она что-то и знает, так своим вопросом я просто спугнул ее.

– Под необычными предложениями я понимаю предложения, в которых содержится нечто, выходящее за рамки обыденного, – скучным голосом объяснил я. – Например, вы собираетесь поставить больному клизму, а вам предлагают вместо этого задушить его подушкой... Мне кажется, такое предложение звучит достаточно необычно...

Теперь на меня посмотрели обе женщины. Мне удалось натянуть нос бразильским красавцам, но какой ценой! Особенно выразителен был взгляд Инны – чувствовалось, что ей очень стыдно работать под началом такого легкомысленного и непритязательного шутника, как я. Меня, правда, больше интересовала реакция Екатерины Игнатьевны – и, надо сказать, она меня несколько успокоила. Намек был более чем прозрачен, но Екатерина Игнатьевна отреагировала на него всего лишь как на очередную дурную шутку.