Книга Жестокий роман. Книга 2 - Пенни Винченци

— Я знаю, что ему помогла миссис Макнайс.

— Да, это так.

— Мне нравится, что вы называете его Брендоном, — вдруг сказала Флер. — Теперь я знаю, что вы действительно хорошо его знали.

— Да, это прекрасно звучит: Брендон Фитцпатрик.

Только в Голливуде могли сделать из него Байрона Патрика. Господи, как это глупо! А теперь все-таки скажите, что вы хотите узнать. ; Флер замялась, не зная, с чего начать.

— Это так трудно….

Роза гладила руку Флер, пытаясь успокоить ее.

— Пожалуй, я догадываюсь. Вы хотите знать, как все это случилось, не так ли? Как эта история попала в журнал и была ли она правдивой?

— Да, — сказала Флер. — И кто виноват в его смерти. Это интересует меня прежде всего.

— Именно этот вопрос до сих пор самый трудный.

Думаю, в этом были виноваты все — от Наоми до издателей журнала, опубликовавшего эту историю. Короче говоря, виной тому система Голливуда, которая перемалывала сотни неподготовленных людей. Да и ваш отец тоже был виноват.

— Вот этого я и не могу понять. Что он такого сделал?

— Во-первых, он нажил себе врагов. Во-вторых, мне кажется, что в какое-то время он… — Она умолкла, словно раздумывая, стоит ли продолжать. — Да, Флер, я думаю, что у него было несколько гомосексуальных связей.

— О-о-о!.. — воскликнула потрясенная Флер. — Боже мой!

— Разве вы не слышали об этом? — удивилась Роза, пожалев о своей откровенности. — О, Флер, простите.

Я думала, вы читали статью и слышали эти сплетни.

Наступила гнетущая тишина.

— Я всегда боялась этого, — сказала наконец Флер. — Я могла бы догадаться об этом со слов миссис Макнайс, но утешала себя тем, что она слабоумная старуха.

— Неужели вы не читали статью?

— Нет, — призналась Флер, — ее всегда прятали от меня. — Взглянув на Розу, она заметила, что та побледнела. — У вас есть эта статья?

— Да, вы хотите прочитать ее?

— Непременно, — твердо ответила Флер.

Роза мягко заметила:

— Это не слишком приятное чтение. Флер. К тому же там мало информации. Только намеки. Я сейчас принесу ее.

Через секунду Флер держала в руках вырезку из журнала с весьма примечательным заголовком — «Байрон и бригада мальчиков»:

«Что может возразить Байрон Патрик, убежденный холостяк и второразрядный актер киностудии „Эй-Си-Ай“, тем, кто утверждает, что он, ошиваясь в поисках работы по различным киностудиям, вступал в интимные отношения с некоторыми голливудскими джентльменами? Скорее всего он постарается отделаться типичной фразой: „Никаких комментариев“ — как это сделал, например, Перри Браун, его агент по связи с прессой. Однако сами эти господа могут сообщить нам нечто весьма интересное. Байрон, которого пятнадцать месяцев назад подобрала на улице Наоми Макнайс и который теперь всегда рядом с ней на всех премьерах и приемах, говорят, был тесно связан с Линдсей Ланкастер, новым ярким приобретением киностудии „Эй-Си-Ай“. Интересно, этот парень соображает, что делает?»

— Кто такая Линдсей Ланкастер? — спросила Флер, не узнавая своего голоса.

— — О, в сущности, пустое место, дорогая. Одна из многих едва заметных голливудских звезд в то время.

Кажется, сейчас она замужем за каким-то сосунком, владельцем консервной фабрики или чего-то в этом роде.

Дважды перечитав эту маленькую заметку, Флер опустила голову на руки и заплакала, Роза подошла к девушке и дружески обняла се.

— Не надо плакать, — сказала она дрогнувшим голосом. — Все это позади. Мне очень жаль, Флер, очень.

— Вы не понимаете, — всхлипывала Флер. — Я так любила его. Он казался мне совершенством — добрый, сильный, смелый и очень веселый. Он шутил даже в самые трудные времена, никогда не выходил из себя, не кричал на нас, придумывал самые разные игры, выполнял все мои желания. А сейчас.., сейчас…

— Флер, — решительно прервала ее Роза, — взгляните на это с другой стороны. То, что он был гомосексуалистом, ровным счетом ничего не значит. Это не перечеркивает всех его достоинств. Он остался таким же славным, добрым и смелым. Внутренне Брендон не изменился, понимаете? Вы можете по-прежнему любить его и помнить о нем, как это делаю я.

Флер подняла голову.

— Это правда? Вы до сих пор любите его?

— — Конечно, Флер. Послушайте, Голливуд — ужасное место. Как только человек приезжает туда, его моральные установки сразу же начинают меняться. Все теряют там ощущение реальности, становятся неисправимыми прагматиками. Особенно те, кто голоден. А еще больше те, кто знает, что голодает их маленькая дочка. — Она сделала паузу и ласково посмотрела на Флер.

— Как вы думаете. Роза, кто мог рассказать им это? — спросила Флер. — Кто-то вроде Перри Брауна или Хилтона Берелмана? Похоже, мой отец обидел их обоих.

— Да, это так. Он задел их самолюбие. Но едва ли они рассказали все это журналу «Инсайд стори» напрямую. Это противоречило бы их собственным интересам. Связать свое имя с человеком, подозреваемым в гомосексуальных связях, было бы крайне неразумно. Нет, всю эту грязную историю подбросил в журнал кто-то другой. За такой материал платят очень большие деньги.

— Каким образом они получают подобную информацию?

— О, дорогая, это не так уж сложно. Иногда они нанимают частных детективов, используют добровольных информаторов. Кроме того, у них есть тайная организация под названием «Исследование Голливуда». А иногда они используют сведения, добытые девочками по вызову… Эти девочки часто прячут магнитофон в свои сумочки, а потом начинают шантажировать своих клиентов.

— Да, но если мой отец был гомосексуалистом, как утверждает эта статья, зачем ему пользоваться услугами девушки по вызову и рассказывать ей об этом?

— Я вовсе не знаю, была ли у него такая девушка. Я просто хотела объяснить вам, как делаются эти грязные дела. Может, нам лучше оставить этот разговор? Вы уверены, что хотите продолжать его?

— Да, — ответила Флер, все больше осознавая, что в этой бредовой стране ночь превращается в день, черное — в белое, а порок — в добродетель. — Неужели этого было достаточно, чтобы покончить с моим отцом?

— Видимо, да. Так уж это было тогда преподнесено… Его падение было стремительным. У него забрали все: квартиру, одежду, машину. Брендон пытался найти какой-нибудь заработок, но это было очень трудно.

Изведав очарование славы и богатства, человек, как правило, не может вернуться к обычной жизни. Он привыкает к вниманию, поклонникам, почитателям таланта. Конечно, кое-кто, утратив все это, питается объедками с барского стола, но Брендону не удалось бы и это. От него все шарахались, как от прокаженного.