Книга Устрицы под дождем - Оксана Робски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дедушка всегда говорил, что у нее красивая улыбка.
Однажды его не было особенно долго. Совсем долго. Она ужедумала, что он никогда не придет. Она лежала на кровати и не открывала глаза.Она так давно ничего не ела, что глаза не открывались, а ноги не двигались. Онадумала: почему все это происходит именно с ней? И почему она не может вседелать хорошо? Так хорошо, чтобы Дедушка приезжал к ней. И привозил еду.
Когда он наконец-то приехал, она очень обрадовалась. Онахотела встать к нему, но не могла. По ее щекам потекли слезы, и она точнознала, что это слезы радости.
Дедушка тогда очень кричал. И ругался. Он принес в комнатупомойный ящик и высыпал туда все нарядные, вкусно пахнущие пакеты. Выбросиледу, которую он привез ей. Чтобы она перестала плакать. И она улыбнулась. Онсказал, что у нее очень красивая улыбка.
Они вместе доставали еду из мусора.
Актриса познакомила Марусю с писательницей. У писательницыпроизошел психический сдвиг на фоне фруктов. Она считала, что все люди делятсяна овощи и фрукты. И только фрукты могут быть звездами. А ее известность пришлак ней случайно. Потому что она – овощ. Она аргументировала это тем, что даже вдетстве на ящичке в детском саду у нее была нарисована капуста.
– А в процессе жизни овощ не может трансформироватьсяво фрукт? – поинтересовалась Маруся.
– Это значит, что он живет не своей, а чужойжизнью, – печально улыбнулась писательница.
– Так, может, вам стоит бросить писать? – предложилаМаруся.
– Я и бросила. Здесь.
– И, получается, сразу зажили своей жизнью? –уточнила Маруся, подкрашивая губы. Нянечка подарила ей свою помаду.
– Не сразу, конечно. Но в итоге – да.
– А может, воспитательницы в детском саду просто ящичкиперепутали? – не могла угомониться Маруся, пытаясь вспомнить, что же былонарисовано на ее собственном ящичке.
– У вас блеск клубничный, – грустно кивнулаписательница на Марусины губы.
– Ага. Красиво?
– Клубничный. Понимаете? А я ненавидела блески сфруктовыми запахами. И кремы.
Маруся с удовольствием отметила, что ее любимые кремы пахнутмалиной или ежевикой.
– Да… – вздохнула Маруся сочувственно.
«Я отсюда выберусь, – решила она, – раз уж психиговорят, что я – особенная, значит, так оно и есть. Мне бы мобильный. Хотя еслиэто папа меня упрятал сюда, то смысл звонить? Дура, какая же дура моя мать.Жалкая, подлая, ничтожная. Что она видела в жизни? Работа с девяти до шести, апотом супчик муженьку и доченьке? Которой на нее наплевать. Потому что онаничего не понимает».
Однажды, классе в шестом, ей объявили бойкот. Весь класс.Мать услышала ночью, как она плачет. Пришла к ней. Села на ее кровать. Марусяобняла ее и все-все рассказала. Как это страшно и как унизительно. Весь класспоехал на соревнования, а ее не взяли. «Как мне жить, мама?» – спросила Маруся.И ей так нужен был ее ответ! Который все бы расставил на свои места. И вернулпокой в душе. И исчез бы страх завтрашнего утра. Утра, когда снова надо идти вшколу.
– Надо учиться, дочка, – сказала мать. И Маруся неповерила своим ушам.
Когда весь мир отвернулся от тебя? Надо учиться, дочка.Когда предала лучшая подруга? Надо учиться, дочка.
Когда не хочется жить?
Надо учиться, дочка.
Интересно, чем она понравилась папе в свое время?
Марусиной соседкой слева была молодая девушка в платочке.Она никогда не снимала платок, и она никогда ничего не говорила. И никого неслушала. Она или лежала на кровати, или сидела в холле.
Никто не знал, умеет ли она говорить вообще. Все считали,что она живет здесь всегда.
– Тебя как зовут? – решила проверить Маруся.
Девушка в платочке смотрела в пол и молчала.
– Эй, Нинка! – закричала Маруся.
– Оставь ее, – попросила актриса.
– Катерина! – закричала Маруся еще громче.
– Даздраперма! Изольда! Ангелина!
– Ее зовут Наташа, – сказала писательница.
– Откуда знаете? – поинтересовалась Маруся.
– Все знают. – Писательница пожала плечами.
– Чистый овощ, – вздохнула Маруся.
– Овощ – это не поведенческая характеристика.
– Наташ, хочешь, я губы тебе накрашу? – Марусяоткрыла тюбик с губной помадой, протянула руку к Наташе.
– Не трогай девушку, – нянечка крепко взяла Марусюза руку, – к тебе там доктор пришел. Ждет.
Доктора Маруся оценила.
Джинсы из-под белого халата, длинные волосы, собранные вхвост. Красный, как будто даже с перламутром галстук.
– Константин Сергеевич, – представился доктор ипоправил галстук.
– Маруся, – сказала Маруся и одобрительно кивнула,разглядывая доктора.
– Тебе не нравится твое имя?
– Нравится.
– Тогда почему ты называешь себя Марусей?
– Ух, – Маруся вздохнула. – Хотите Олей меняназывать?
– Так будет правильней.
– А что еще будет правильней?
– Если ты не будешь отказываться от своей жизни. Ибежать от нее. Если ты ее примешь как данность. Мы поговорим об этом, и тыпоймешь, что не стоит прятаться от своих воспоминаний. Даже наоборот. Мыпоговорим обо всем, что случилось с тобой, и, увидишь, тебе станет легче. И тыпоймешь, что жизнь продолжается.
– Здесь?
– И здесь тоже. Но здесь ты – временно. Ты хочешьпоговорить со мной о том, как ты жила эти восемь лет?
– А как я жила?
– Маленькой девочкой тебя похитили из школы. И держалив заточении. Голод, страх, сексуальные домогательства.
– Вы что, тут все сумасшедшие?
– Оля, тут нет сумасшедших. Хорошо, давай поговорим очем-нибудь другом.
– Да уж.
– Может быть, ты хочешь увидеть свою маму?
– Нет, спасибо.
– Я так и знал. Может, ты хочешь, чтобы тебе в палатупринесли радио?
– Радио? Ну, давайте. Хотя я телевизор смотрю.
– Отлично, мы принесем тебе радио.
– Спасибо. И мобильный телефон.
– Кому ты хочешь позвонить?
– Так, не знаю. Вдруг кому-нибудь захочу.
– Посмотрим. Оля, ты понимаешь, что история, котораяпроизошла с тобой, волнует весь мир?