Книга Я бриллианты меряю горстями - Андрей Дышев

– Здорово! – приветливо сказал он, протягивая мужчине руку, но тот, проигнорировав этот жест, сразу же встал коленом на водительское сиденье и осмотрел салон.

– Кейс где? – спросил он.

– Кейс? – не понял Макс. – Какой кейс?

Мужчина, не меняясь в лице и с боксерской ловкостью уворачивая взгляд от пытливых глаз Макса, обошел машину, открыл багажник и мельком заглянул внутрь.

– Какие проблемы, дружище? – спросил Макс.

Мужчина кинул в рот спичку и, покусывая ее кончик, неторопливо приблизился к Максу.

– Завтра в четыре, – тихо и гнусаво произнес он, – я приду за кейсом.

– Погоди! – заволновался Макс, опасаясь, что маленькое недоразумение может вылиться в большую неприятность. – Объясни толком, о каком кейсе ты говоришь?

Мужчина сел за руль и завел мотор. Понимая, что разговор вот-вот оборвется, Макс склонился над окном и громко сказал:

– Мне хозяин поручил только пригнать машину сюда…

«Ауди», взвизгнув колесами, рванула с места и быстро покатилась по дороге через деревню. Еще несколько мгновений Макс продолжал стоять согнувшись, словно с ним вдруг случился приступ радикулита. «Очень интересно, – подумал он. – Завтра в четыре он придет за кейсом. А я здесь при чем? И вообще, что мне сейчас прикажете делать?»

Он посмотрел на часы, надавив на кнопку подсветки. Шел второй час ночи.

* * *

Гера подъехал к своему дачному домику и заглушил мотор. От леса повеяло влажной свежестью. Полная луна неоновой лампой висела над головой. Под белыми стволами берез разлеглись синие тени. Гере спать не хотелось. В лунные ночи он, как вампир, страдал бессонницей. Было половина первого – время, когда нормальные люди уже давно спят, но Гере хотелось общества, и рассчитывать он мог только на ненормальных.

Гера, снял навесной замок с двери, вошел на веранду. Кошка появилась рядом с ним незаметно и бесшумно, словно материализовалась из темноты. Она была сыта мышами и «Вискас» не просила. Лениво дотронувшись до ноги хозяина, она напомнила о себе и исчезла.

Гера понимал, что совершает глупость, но проявлять благоразумие ему не хотелось. Двадцать пять лет – это тот возраст, когда глупость еще простительна. В нем гармонично уживалось два человека: один умный и сдержанный до противности, а второй глуповатый, бесшабашный и неугомонный. Доступ к управлению телом чаще имел второй. Этот второй, взяв с полки бутылку водки, сунул ее в полиэтиленовый пакет, а первый проворчал: «Утром будешь жалеть».

Ламантина жила рядом с железной дорогой в двух километрах от платформы «Черная речка». Эту не вполне нормальную женщину таким странным именем нарек Макс. Он утверждал, что никогда с ней не спал и посещал ее только для того, чтобы отдохнуть от слишком умного человечества. Когда душа Макса насытилась отдыхом до предела, он показал тропинку к дому Ламантины Гере.

Ламантина была сестрой путевого обходчика, жила неподалеку от его усадьбы в маленькой пятистенке, огороженной крепким дощатым забором. Летом она торговала в ларьке дачного поселка шоколадными батончиками и дешевой водкой в мутных бутылках с блеклыми этикетками, которые с удовольствием покупали строители, а зимой гнала самогон и помогала семье брата ухаживать за скотиной. Она была мнительной и чистоплотной. Круглый год Ламантина носила белую косынку, неистово крестилась на грозу и президента в телевизоре, а питалась молоком, щами из щавеля и горохом.

Гера не стал заводить еще теплый самоходный металлолом и пошел к Ламантине пешком. В овраге скопился туман. Очертания деревьев таяли в нем. Он шел по мокрой траве, и кроссовки отмылись до резинового писка. В сыром воздухе сконцентрировались запахи леса и полевых цветов. Тень Геры шлифовала кочки. Было очень тихо.

Он поднялся на железнодорожную насыпь и пошел быстрее. На краю поля, рядом с темной громадой леса, напоминающей «Титаник» в море, тускло мерцал одинокий огонек. В доме Ламантины горел свет.

Гера подошел к забору, подпрыгнув, ухватился за край и легко перенес на другую сторону свое тренированное тело. Потом, поправив за пазухой бутылку, смело пошел по грядкам. Они были ухожены, но на них почему-то ничего не росло, кроме сорняков. У крыльца, на деревянной кадке, стояло ведро с водой, и Гера, встав перед ним на колени, с удовольствием напился. Пустые банки из-под солений, надетые сверху на деревянные колышки, матово отсвечивали в свете луны. На двух веревках, протянутых по двору крест-накрест, висели простыни. Издали их можно было принять за стены выбеленной известью хаты.

Замшелые ступеньки крыльца тихо скрипнули под его ногами. Гера приподнял кулак, нацелив его на дощатую дверь, и негромко постучал. Ему показалось, что белая занавеска на окне дрогнула. По ней пробежала тень. Гера, вытащив бутылку, взял ее за горлышко, как букет цветов, и состроил на лице выражение свинского счастья. Ни к какой другой женщине в мире он бы не пришел в такой идиотской манере и так поздно. К Ламантине – всегда пожалуйста! Рядом с ней можно было расслабиться, не думать об этикете и совести. Гера лишь недавно стал понимать, почему Макс так долго ходил к ней. Ламантина обладала редчайшей особенностью: ее можно было сделать счастливой, не прилагая к этому никаких усилий. А видеть рядом осчастливленного человека для мужчины всегда приятно.

Лязгнул крючок. Дверь открылась. Это тоже было одно из редчайших качеств: Ламантина всегда открывала дверь не спрашивая, будь то день или ночь.

Лампочка на голом проводе, висящая на потолке в сенях, больно резанула Геру по глазам. Он прикрыл лицо ладонью. На него выплыло крупное тело хозяйки, пахнущее травяным шампунем.

– Кому не спится в ночь глухую… – пробормотал он, протягивая бутылку, но наткнулся на мягкую ладонь.

– Иди домой, милый, – тихо, скороговоркой заговорила Ламантина, заслоняя собой дверной проем. – Бога ради, возвращайся той же тропинкой… Уже поздно… Ночь на дворе, а придешь утром, как роса сойдет… А сейчас уже поздно…

Это не похоже было на безотказную Ламантину. Недоумевая, Гера опустил руку с бутылкой и отступил на шаг.

– Что за проблемы? – произнес он, впервые почувствовав себя рядом с Ламантиной в глупом положении. – Ты не одна?

– Иди-иди! – настойчивее повторила женщина. – Не гневи бога, будет час, тогда приходи, а сейчас некогда, сейчас не время. Ночь лунная, не заблудишься…

– В самом деле, – пробормотал Гера. – Светит, как прожектор…

Дверь перед его носом мягко закрылась. Крючок лег на петлю. Тень молодого человека налипла на дверь и пол крыльца, сломавшись пополам. Бутылка напоминала гранату. «Зря машину не взял!» – подумал Гера.

Водку он выпил, сидя на крыльце своего домика. Закусил луковицей и черным хлебом. Какая-то птица, взмыв в ночное небо, пролетела над ним, на секунду закрыв огромным крылом луну.

* * *

Утро было наполнено шумом электричек, речитативом кукушки и гулким эхом. Гера проснулся оттого, что желтая шторка, покачивающаяся на свежем сквознячке перед раскрытым окном, гладила его по лицу. Зевая и потягиваясь, он вышел из домика. Туман, свернувшись клубком, словно белый медведь, спрятался на дне оврага. Лохматые березы тихо полоскали свежие ветви в лучах солнца. Кошка грелась на крыше машины и, щурясь, смотрела на хозяина.