Книга Артистка, блин! - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, так! Я продаю квартиру в Москве и переезжаю ктебе. Мы покупаем свой домик и будем жить. Ты пойдешь работать, я буду раститьНикиту и больше никогда не вернусь в Москву.
— Почему?
— Это не имеет значения. Будет так, как я сказала.
— А как же Марьянка?
— Она вполне устроена. Тебе я куплю однокомнатную вМоскве, будем ее сдавать.
— Мама, что случилось с Марьянкой?
— Ничего, она вышла замуж и укатила во Францию.
— Как? А почему я ничего не знаю?
— Вот видишь, она даже не удосужилась ничего тебесообщить! Очень в ее духе!
Варе тогда показалось, что в голосе матери прозвучаланенависть. Однако сколько Варя ни пыталась заводить разговоры о сестре, матьсразу их пресекала. Но когда она окончательно переселилась в Германию, то как‑тов разговоре обронила:
— Как я счастлива, что живу здесь, подальше от этойподлой твари!
— Какой твари? — не поняла дочь.
— Твоя сестрица вернулась в Москву со своим муженьком!
— Мама, скажешь ты мне наконец, что случилось?
— Ничего неожиданного. Яблоко от яблони!
— Что?
— Она такая же гнусь, как ее папаша!
— Мама, но я ничего не понимаю… Ну, Валерий Палыч ушелот нас, такое бывает… Но Марьяна моя сестра, и я, в конце концов, имею правознать…
— Нет! Довольно, что я знаю! А тебе ни к чему! И сестраона тебе только наполовину. Короче, мы эту тему закрыли.
Кстати сказать, и Марьяна не делала попыток связаться ссестрой. Они никогда не были особенно дружны, но и не враждовали. Поэтому,когда зашла речь о поездке в Москву, Варя сразу решила, что разыщет сестру, неговоря матери ни слова. Анна Никитична тоже молчала. Втайне она надеялась, чтоВарю в Москву не позовут, и к десятому февраля уже успокоилась, хотя ей быложалко дочь, она видела, как та мучается. Ничего, время вылечит и эту рану.После гибели мужа казалось, Варя долго не оправится. Но уже через полгода онавернулась в косметический салон и за два года прошла путь от кассирши доадминистратора. Проданная за огромные деньги московская квартира в престижномдоме позволила купить небольшой, но прелестный дом в маленьком курортномгородке и однокомнатную квартиру в Москве. На всякий случай. Сама АннаНикитична возвращаться в Москву не собиралась. Слишком болезненными быливоспоминания о последнем периоде жизни там. Все, хватит, с этим покончено!
Однако одиннадцатого февраля поздним вечером раздалсязвонок. Варя сняла трубку в полной уверенности, что звонит Эммерих.
— Алло! Варюша! — она сразу узнала НадеждуМихайловну. — Варя, я вас не разбудила?
— Нет‑нет, что вы! — дрожащим голосомотозвалась она.
— Варя, деточка, сможете приехать к двадцатому?
— Да, да, конечно!
— Простите, что пропустили все сроки, но так всескладывалось, то одного в Москве не было, то другого. Но теперь все улажено.Продюсеры жаждут с вами познакомиться, Сеня им столько о вас напел! Значит,завтра же закажите билет. И сразу позвоните мне. Я вас встречу.
— Сколько дней мне понадобится?
— Ну, в принципе, я думаю, самое большее два дня.
— А три дня вы меня потерпите?
— Господи, что за вопрос, Варя! Так я жду вашегозвонка!
— Да‑да, я утром переговорю с хозяйкой и тут жепозвоню! Спасибо вам огромное!
— Пока еще не за что!
— Ну что вы!
— Все, Варенька. Сеня вам кланяется, но он охрип,кстати, из‑за вас. Так орал на продюсеров! Это надо было видеть ислышать. При встрече расскажу в лицах, обхохочетесь! Все, целую вас!
И она положила трубку.
— Варь, кто звонил? — с лестницы спросила АннаНикитична. Вид у нее был заспанный. — Конечно, Эммерих?
— Да, мамочка, Эммерих.
— Попробуй объяснить ему, что в такой час звонить вдом, где есть ребенок, невежливо.
— Ладно, мамуль!
— И чего он хотел?
— Мама!
— Все, прости, прости, это только твое дело. Не знаешь,он намерен развестись?
— Мама, я не собираюсь за него замуж!
— Ну и зря! Он хороший человек, и к тому же богатый!
— Мама, тебе чего‑то не хватает?
— Да! Мне не хватает стабильности и хорошей жизни длямоей единственной дочери! — с этими словами Анна Никитична сталаподниматься по лестнице.
Вот даже как, единственная дочь! Не слабо! А ведь если мамаузнает, что я все‑таки еду в Москву, может начаться бог знает что! Как жебыть? Если меня вдруг, паче чаяния, возьмут на роль, мама будет всяческиставить мне палки в колеса… Придется что‑то придумывать, врать, чтосъемки будут проходить где‑то далеко от Москвы… Кстати, и сейчас ей лучшене знать, что я лечу в Москву. Поговорю завтра с Гудрун, она сама страдала отдеспотичной матери, она поймет! Скажу маме, что еду на три дня в командировку.А если мама что‑то заподозрит и позвонит ей проверить, Гудрун всеподтвердит… Или лучше попросить Эммериха? Ему, скорее всего, понравится, чтоменя хотят снимать в кино… Он сам не лишен авантюрной жилки… Да! Так лучше. Яуезжаю на три дня с Эммерихом, допустим, в Италию, и, кстати, то же самое я скажуГудрун, а то поездка в Москву может ее встревожить, а зачем зря тревожитьработодательницу, хоть мы с ней и подруги! Ведь, скорее всего, ничего неполучится. Получится! Получится, я чувствую, все получится. На этот раз неможет не получиться!
Утром она пораньше вышла из дома. И из машины позвонилаЭммериху.
— С добрым утром, моя радость! — приветствовал онее. — Ты хочешь меня увидеть?
— Мне просто необходимо тебя увидеть!
— О, у тебя голос так звенит! Случилось что‑тохорошее?
— В общем, да, но… чтобы это хорошее случилось, мненужна твоя помощь!
— Я готов! Где и когда встретимся?
— Давай в час дня в нашем кафе.
— Хорошо, договорились! Целую тебя. Но скажи, в субботунаше свидание не отменяется?
— Нет‑нет, но ждать до субботы я не могу!
— Заметано! Целую!
Эммерих очень нравился ей. Их связь длилась уже два года. Онбыл успешным дизайнером, хозяином студии, сотрудничал со многими моднымифирмами. Они познакомились на книжной ярмарке в Лейпциге, где оба оказалисьсовершенно случайно. Роман был приятным, необременительным, никаких планов онине строили, просто им было хорошо вместе. И обоих такое положение вещей вполнеустраивало.