Книга Соло для пистолета с оркестром - Наталья Андреева

— Чего-чего? Как называлась? — Глазов подумал, что ослышался.

— «ППШ». Петр Петрович Шумов. Ха-ха! А ты-то что подумал? Да, Шумов своих конкурентов расстреливал, как пистолет-пулемет! В упор. Родственнички-то полагали, что протянут без Шумова, а их те же конкуренты мигом скрутили в бараний рог. Все было завязано на этом Петре Петровиче. Это был танк, а не мужик, пер так, что деревья под ним трещали.

— И что ты решил с его женой?

— Отправил воздухом подышать. Хотя бабенка денежная, и на лицо приятная. Не такая, конечно, как твоя красавица-жена, да и годочков ей хорошо за тридцать, — и Мельников снова подмигнул Светлане. — Но знаешь, Дима, работа есть работа. Вот ты мне что скажешь? Где копать? Она же баба настырная. До большого начальства дойдет. Она уже сколько кордонов миновала! А прорвалась! Разумеется, ее «на новенького» спихнули. То есть на меня. В психушку ее упрятать? А?

Дмитрий понял все. Мельников спланировал свою жизнь четко: он начальник, у которого должна быть рабочая лошадь. Аркаше надо выслужиться, потом перетащить к себе Глазова, как талантливое приложение к собственной пробиваемости. Но сначала надо выслужиться. Мельников так и будет крутиться рядом, стараясь стать другом семьи. Он начнет с комплиментов жене, потом, скорее всего, предложит денег в долг, потом поможет с работой. И никуда ты не денешься от его заботы. Он, Дмитрий Глазов, нужен Мельникову.

И в глубине души, под толстым слоем обиды и раздражения, осело: а почему бы и нет? Мельников пробивной, а он, Глазов, смекалистый. Неплохой тандем.

— Дай мне ее адрес и телефон. Я с ней поговорю, — сказал он.

— Нет, серьезно? Убедишь ее заявление забрать? Слушай, я тебе буду страшно признателен, старик. Ну просто жутко признателен. Гринько я сам позвоню. Записывай.

Дмитрий черкнул у себя в блокноте адрес Юлии Шумовой. Он должен был поговорить с ней. Если у женщины есть деньги, то почему бы не взяться за ее дело? Все равно с Петровки ее погонят. А она, похоже, справедливости жаждет. Открывать свою частную сыскную контору — вещь хлопотная. Налогами задавят, бумаги всякие заставят писать. И надо иметь порядочный стартовый капитал. Возни много. Зачем все это, если можно просто предложить свои услуги и попросить скромное вознаграждение? Месяца два можно перекантоваться.

Что касается порядочности… Глазов же не виноват, что Аркадий Мельников не читает книг и не любит психологические триллеры. Хорошо, когда к делу прилагаются факты, а не ощущения. Флейту на суде можно предъявить, а то, что на ней исполняется, вряд ли.

И были еще смутные мысли насчет таинственного убийцы. В душе Глазов ему даже завидовал. Этакий граф Монте-Кристо в современном варианте. Только граф за себя мстил, а этот за человечество. Обиженные к нему взывают, и он несется на помощь. А потом снимает об этом фильм. Не бескорыстно, значит. Неплохо с этого имеет. Было очевидно, что убийца живет за границей, что он богатый и пользуется известностью в определенных кругах. Это были деньги. Работа не хуже любой другой. Глазов решил поэксплуатировать себя самостоятельно, а не отдаваться так сразу Мельникову. На ошибках учатся. Хватит ходить в коротких штанишках.

Мельников ушел в двенадцатом часу. Дмитрий добросовестно помыл посуду, поскольку жене завтра на работу, а ему нет. Пока он это делал, Светлана смывала косметику и накручивала волосы на бигуди. Потом она исчезла в комнате, и Глазов прокрался туда же спустя полчаса, полагая, что жена уже спит. Обычно тем оно все и заканчивалось. Но сегодня Света не спала, а была взволнована и побрызгала свои бигуди дорогой туалетной водой.

— Не спишь? — на всякий случай спросил Дмитрий.

— Слушай, Дима, я очень красивая?

Он отвел глаза от смешных рожков у нее на голове и буркнул:

— Разве любят за это? Спи.

— Ну почему ты такой зануда? И как это у тебя могут быть такие хорошие друзья, как Аркадий?

— Рядом с хорошим человеком и сволочь кажется порядочной, — не выдержал Глазов.

— Ты завидуешь. Он все делает правильно, а ты нет. Извини, Глазов, но ты — зануда.

— Согласен. Теперь я могу спать?

— У меня что-то сон пропал, — Светлана потянулась к Глазову губами, и он почувствовал запах крема.

— Пить надо меньше, — буркнул Глазов и вытер рот. — Водку зачем с Аркашкой пила? А теперь лезешь.

— Я чуть-чуть. Расслабиться. С ним поболтать приятно. Странно, что он еще не женат.

— Разборчивый слишком.

— Это хорошо, — она зевнула. Потом сказала: — Ну?

— Что ну?

— Любовь у нас будет? Я жду!

— Мажешься на ночь всякой дрянью, а потом любви хочешь, — разозлился он.

— Ну, знаешь! — не выдержала Светлана. — В конце концов, я тебя кормлю!

— Нет, это уже полное свинство! Как будто ты не видишь, что я и так мучаюсь! Вместо того, чтобы пожалеть, ты еще добиваешь! С Мельниковым целуйся!

Глазов взял подушку и ушел в кухню, на раскладушку. Ссора с женой укрепила его в принятом решении: достать большие деньги и швырнуть ей в лицо. «И с чего это ее так развезло?» — подумал Дмитрий, засыпая.

Прежде чем идти к Шумовой, Дмитрий решил убедиться в правильности своих ощущений, хотя ощущения — вещь нематериальная. На следующий день он проснулся с мыслью о том, что теперь у него есть дело. Работа и душевная тоска — вещи несовместные. Глазову надо было срочно достать те два фильма, снятые Андре Никольски, с которыми он уже сталкивался, и попытаться найти еще хоть один неизвестный ему фильм. Пока Глазов видел их только два. Но, судя по сюжету и времени показа, это были фильмы малобюджетные и не кассовые. Так называемое кино не для всех. Душевные терзания, психологические изыскания, долгие нравоучительные рассуждения о том, что хорошо, а что плохо… Словом, тоска.

Что тут поделаешь? Писатель Аким Шевалье был гораздо талантливее и удачливее, чем режиссер Андре Никольски. Пятьдесят процентов кинематографа держится на сюжете о Золушке, остальные пятьдесят составляет история графа Монте-Кристо. Все свое творчество Андре Никольски посвятил второму. Он честно выжимал из последних пятидесяти процентов все возможное. Создал образ героя-мстителя, человека бескорыстного и провозгласившего себя Судьей и Вершителем Судеб. В последнем Глазов убедился, найдя еще два фильма американского режиссера. Похоже, это было все, что снял Никольски.

Первым делом Глазов все их просмотрел, убив на это целый день. Историю друга-предателя и повесть о несовершеннолетней девушке, родившей ребенка, он уже видел раньше. Третий фильм Глазову не понравился совершенно. Это была история врача-убийцы. Семья эмигрантов, состоящая из отца, его двадцатипятилетней дочери и ее маленького ребенка, едва сводит концы с концами. И вдруг у единственного кормильца семьи случается приступ аппендицита. В больницу его кладут, но врач ждет денег за операцию и оттягивает ее, как только может. Но денег дочь найти не в состоянии. Медицина в Америке дорогая, а бедным эмигрантам лучше вообще не болеть, поскольку страховки у них нет и средств на лечение тоже. Кончается тем, что отец умирает, а женщина с маленьким ребенком оказывается на улице. И она вынуждена себя продавать, чтобы заработать хоть какие-то деньги. И то же письмо, адресованное неизвестному мстителю. Врача в итоге находят мертвым в собственном гараже, где он задохнулся от выхлопных газов.