Книга Нагадали мне суженого - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или:
– На днях ты сломаешь ногу. А если повезет, только руку.
Ложась в постель, он тут же делал вид, что спит, потому что боялся услышать:
– В следующем году во вторник у тебя не встанет. И тебе придется серьезно лечиться.
Но развелся он со мной лишь после того, как услышал:
– Напрасно ты взял в кредит дорогую машину. И месяца не пройдет, как ты попадешь в аварию. Ты ее хотя бы застраховал?
Через три недели он пришел домой грязный и злой, с кровоточащим порезом на левой щеке и с порога сказал:
– Все. Хватит. Ты ведьма. Накаркала. Ну почему ты никогда не говоришь мне ничего хорошего?! Что я, к примеру, выиграю в лотерею миллион?!
– Потому что не выиграешь. Ты всю свою жизнь проживешь в этой квартире, даже работу не сменишь, а что касается личной жизни…
– Замолчи!!! – заорал он. – Хоть на это я могу повлиять!!! Завтра же пойдем разводиться!
– Да пожалуйста!
– Лично мне даже не надо быть ясновидящим, чтобы предсказать, что ты никогда больше не выйдешь замуж!
– Позволю себе с тобой не согласиться.
На этом мы с «хоть кем-нибудь» и расстались. Чутье подсказывало мне, что он не прав в том, что касается моего замужества. Но я точно знала, что мужчина моей мечты это не Аксенкин. Поэтому не искала с ним знакомства. Надо отдать ему должное, он тоже меня не замечал. Единственный во всем городе игнорировал мои пророчества.
– Кто здесь хорошо разбирается в живописи? – важно спросил Аксенкин.
– Я! – закричала Капка.
Я не выдержала и сбежала в самый дальний и темный угол. Пожалуй, я единственный человек в этом городе, кто знает, что Моне и Мане два разных художника, с первого взгляда отличает картину импрессиониста от работы абстракциониста и не вздрагивает при словах «барбизонская школа живописи». Не потому, что мы, провинциалы, тундра непроходимая. Просто именно в нашем городе живопись непопулярна. Вы попробуйте поговорить с местными жителями о театре! О! Тут они любому москвичу сто очков вперед дадут! И все благодаря Александру Николаевичу!
Но живопись…
– Посоветуйте мне что-нибудь для моей коллекции.
– С удовольствием, Нил Стратонович! Пройдемте…
– Где я вас видел?
– В нашем Народном театре я играю все главные роли.
– А… Офелия… То-то я смотрю, лицо мне ваше знакомо…
Дальше я слушать не стала. Во-первых, как Капка кадрит мужиков, я знаю наизусть. Во-вторых, меня словно молнией ударило. Как только я увидела эту картину, то забыла про все остальное. Это был натюрморт. Надо сказать, весьма странный, недаром его задвинули в этот дальний и темный угол. Хотя я бы повесила его на самое видное место, поскольку разбираюсь в живописи. Потому что он гениален, этот натюрморт. На нем изображены восхитительные старые вещи. Белая с синими полосками ваза, честно сказать, больше похожая на ночной горшок, гиря и связка ржавых ключей. И еще это был мой шанс попасть на телеэкран. Потому что, как только я на него взглянула, мой дар ясновидения проявил себя во всей своей силе. Я смотрела на картину и видела труп.
Я пошла в полицию в свой обеденный перерыв, еле-еле дотерпев до понедельника. Мне и в голову не пришло, что все государственные учреждения в нашем насквозь провинциальном городе работают в одном режиме. И если у меня обед, то у них тоже. В отделении полиции все двери оказались заперты, кроме одной. Поскольку деваться было некуда, я туда вошла. Он тоже обедал, мужчина, сидящий за столом. Перед ним стоял термос, рядом с термосом лежал огромный охотничий нож, а на газете живописно были разложены полбуханки хлеба, полбатона полукопченой колбасы и кусок сыра. Этот потрясающий натюрморт так меня вдохновил, что я не попятилась назад, в коридор, а, напротив, сделала пару шагов вперед.
– Здравствуйте!
– У меня обед, – вздохнул он.
– У меня тоже, – храбро ответила я.
– Проходите, Анфиса, садитесь.
Он так и сказал: Анфиса! Я очень обрадовалась и одновременно удивилась:
– Откуда вы меня знаете?!
– Да кто ж вас не знает? – тяжело вздохнул он. – По крайней мере человек десять в этом городе всерьез собираются вас убить. И мы, как полиция, держим все на контроле.
– Убить?!
– А вы как думали? Кофе будете?
– Не знаю.
– Садитесь, раз пришли. Я сделаю вам бутерброд.
Я села. Он взял в руки охотничий нож и принялся кромсать колбасу. Каждое его слово было для меня точь-в-точь как удар ножом для этого полукопченого батона:
– Ну что? Неужели случилось? Пишите заявление.
Я так растерялась, что даже забыла, зачем пришла.
– Кто, где, когда, – деловито стал перечислять он. – Вам угрожали по телефону или письменно? Какими словами и в какой форме? Разберемся, – заверил он.
– Боже мой, неужели все так страшно?
– Хуже, чем вы думаете.
– Но я ничего такого не делала! По крайней мере в последнее время.
– Да? А зачем вы сказали моему соседу по даче, что у него все банки с огурцами взлетят?
– Не знаю. Показалось мне. То есть я увидела это во сне.
– И ведь взлетели! – весело сказал он. – Все до одной! Представляете, что творится у него в подполе? А вонища какая! Даже у меня на участке дышать нечем! И все благодаря вам!
– Я-то здесь при чем?
– Он порчу побежал снимать. Вы представляете, как снимают порчу?
– Приблизительно, – упавшим голосом сказала я.
– Какая-то полуграмотная бабка посылала в ваш адрес проклятия, тыкала иголкой в ваше фото. Или в куклу, которую состряпала из какой-то дряни. Не боитесь?
– Нет. Постойте-ка, – сообразила я. – Сегодня утром на коврике перед входной дверью я нашла куриные кости.
– Вот видите! – обрадовался он. – Действует! И что вы с ними сделали?
– Господи! Выкинула, конечно! Собрала и по дороге в библиотеку бросила в мусорный контейнер.
– Руки покажите, – потребовал он.
Я показала.
– Странно, все в порядке. Стригущего лишая не наблюдается, кровоточащие язвы тоже отсутствуют. Или еще не подействовало? Труп неустановленного пока животного будем заносить в протокол? – деловито спросил он.
– Вы думаете, это не курица?! Неужели они убили кошку?! Или даже собаку! Какой ужас! Так это было жертвоприношение!
– Темные люди, – усмехнулся он. – Средневековье. Но вы тоже хороши. Чего вы везде суетесь со своими пророчествами?
– Я давно уже никому ничего не говорю!