Книга Руны грома - Тимур Рымжанов

— Епископ три дня над теми стрелами молился, святой водой окроплял!

— Что проку-то, — возразил все тот же угрюмый бас, — Алексий Рязанский и дом Коваря крестным ходом обошел, и всю крепость святой водой из ушата окатил, и детей его крестил. Кабы не добро мое да двор, снялся бы я и сам к Коварю в крепость пошел. Не стану я его по раменью здешнему рыскать, не лют он мне. И тебе, дурню, наука. Вон хоть жилистого да тощего зайца есть до полночи стану, а не пойду след смотреть. Да и нет того следа, это уж ты мне поверь.

Судя по голосам, на краю оврага было только двое охотников. Один молодой, рьяный, второй в годах и, видать, умудренный. По разговору стало понятно, что ни тот, ни другой особого рвенья в моих поисках не проявляют. Но это вовсе не значит, что я должен тут же объявиться и выдать себя. Став еще более осмотрительным, я почти неслышно перекатился в сторону и медленно пополз прочь, стараясь контролировать каждое движение.

— Вниз по воде боярина Акима сотня стоит, там и дом его, и дети. Вот люди Акима, попадись им Коварь, спуска не дадут. У них с князем-колдуном свои счеты, — бубнил все тот же хриплый бас, заглушая собой звуки леса. — Нынче уж, видать, поспел гонец до тех людей, чтоб дозором становились да реку перегородили. Вот пусть они и ловят. А ты, сирота, сиди да уму-разуму набирайся. Прежде чем на рожон брюхом переть, смекни, кто тебя дурака хоронить станет. Тут без того колдуна клыков да когтей вся дубрава, так что ухо востро держи да копье под руку…

Молодой ответил тихо, так что я уже не услышал. Да и некогда мне внимать их праздной болтовне. Одно ясно, что хоть и выполняют приказ князя рыскать по лесу, а не торопится его челядь дворовая.

Запах реки и еле слышный плеск воды стал для меня как свет маяка в бушующем море. Я уже видел сквозь ветви водную гладь, отражающую безоблачное вечернее небо. Главное — не спешить, внимательно осмотреться по берегам, постараться не выдать себя и, как стемнеет, не теряя времени, отправиться дальше, надеясь опередить преследователей.

Мысленно все продолжал себя накручивать. Видимо, интуитивно поддерживая нужный тонус. Вот же, дурень! Угодил в подлую ловушку. И, как нарочно, никого из своих людей не позвал в дорогу. Хоть бы одного из стрелков сопровождения прихватил на всякий случай. Век живи, век учись, как говорится. Будет мне жестокая наука, чтоб не подставляться, если выберусь, конечно. Ведь сам же до сих пор в толк не возьму, какими богатствами и ресурсами владею, что каждый готов на немедленный удар в спину, лишь бы отщипнуть хоть малую толику. Стоит поразмыслить на досуге на эту тему. Если доведется.

Слева от меня вверх по течению тянулась довольно длинная песчаная коса. Чуть ли не теряя сознание, я с трудом добрался по оврагу к изгибу реки, вплотную подходящему к лесу. Проползая к поросшему яру, даже приметил большое бревно, но прежде решил внимательно осмотреться. От усталости и потери крови клонило в сон, но я не мог себе позволить отключиться. Только не сейчас, когда мне удалось вырваться из болот и незамеченным добраться до большой воды, проделав чуть ли не полпути к возможному спасению. Найдя укромное, защищенное со всех сторон кустарником место, я скинул маскхалат, перемотал импровизированные бинты на груди и спине. В густеющих сумерках все раны казались не такими уж страшными. Промокшую и грязную повязку на плече, сбившуюся во время движения, пришлось сменить на новую. Ощупывая припухшие края раны, я понял, что лекарство все еще действует, боль почти не чувствовалась, и, наверное, именно этот фактор позволял мне продолжать путь в таком резвом темпе.

Над горизонтом показался тонкий серп луны, яркие звезды стали заметны в темно-синем небе, ветер на берегу утих, и над ртутной гладью воды заструился жиденький туман. На реке каждый звук слышен на многие сотни метров. Стоя на одном берегу, можно без труда слышать, как негромко бормочут бредники на куцых стругах посреди течения, как бренчат бубенцами пасущиеся коровы на заливных лугах. Но только не здесь, не в этом глухом месте, где присутствие человека не ощущается совершенно. Неспешное течение воды таит в себе много тайн и опасностей. Река коварна и убийственна для самоуверенных глупцов, но если уважать ее, понимать, то она может стать спасением.

То бревно, что я приметил у песчаной косы, увы, затащить в воду не удалось. Мне просто не хватило сил сдвинуть его с места. Пришлось скрепить кожаным ремнем два корявых пня сорванных с рыхлого откоса в овраге. Подгнившие деревяшки еле держались на плаву, но этого было вполне достаточно, чтобы частично вынести мой вес и облегчить сплав. Я старался пробираться вдоль мелководья, практически шел по дну, лишь придерживаясь за коряги в самых глубоких местах. Вверяя себя течению воды, я экономил силы. Прохладная речная вода освежала и бодрила, так что первые полчаса пути дались легко. Небо совсем потемнело, и я уже не знал, на что ориентироваться. Глаза быстро привыкли к темноте, но взгляду совершенно не за что было зацепиться. Навалившись всем весом на импровизированные поплавки из трухлявых деревяшек, я смог немного расслабиться. К счастью, последний месяц был довольно жаркий и засушливый. Этим летом дождливых дней выдалось очень мало, так что обмелевшая река успела прогреться. Будь вода чуточку прохладнее, я бы уже стучал зубами от переохлаждения и был бы вынужден выползать на берег, чтобы развести костер и согреться. В моем положении это сродни самоубийству. А так, плыву по течению в неизвестность, взбадривая себя, чтобы не уснуть, высматриваю темные берега в поисках хоть какого-нибудь убежища. В какое-то мгновение я понял, что все же отключился, руки ослабили хватку, и я чуть не захлебнулся, заваливаясь на бок. Вынырнувший из-под воды сучковатый пень больно саданул в челюсть, выскальзывая из рук. Не знаю, как надолго я вырубился, но за это время окружающий меня пейзаж успел сильно измениться. Берега по обе стороны стали пустынны и высоки. Серп луны скрылся за далекими холмами, и мне отчетливо было слышно петушиные крики далеко впереди. Воздух стал заметно прохладней. Я скинул капюшон маскхалата и постарался определить, с какого берега доносится звук. Плыть можно только до утра, больше и я сам не выдержу, а упускать даже крохотный шанс на спасение нельзя. Смещаясь к песчаной полоске берега, я нащупал ногами дно и постарался закрепиться. Немного осмотревшись, заметил ровную кромку крыши дома на противоположном, высоком берегу и легко узнаваемый силуэт частокола у самой воды. Так же в воздухе чувствовался запах навоза и дыма.

Не теряя времени, поторопился наискосок по течению, силясь скорей достичь того берега. Уверенный, что дальше плыть верхом на пнях нет ни сил, ни смысла, я отвязал раскисший кожаный ремень от кривых корней, намотал на руку, а распавшиеся деревяшки оттолкнул от себя, пуская в свободное плаванье. Удобно устроившись на глинистом порожке у обрыва, я дождался, пока немного стечет вода с одежды, достал еще обезболивающего и, проглотив довольно щедрую горсть, обильно запил водой прям из реки. Из глиняной банки с плотно прилегающей берестяной крышкой я достал арбалетную тетиву. Во флакончике с жиром и канифолью тетива хранилась довольно долго и надежно. Даже после длительного использования в этом контейнере она быстро восстанавливала прежние свойства. Не пересыхала и не размокала. Долгие вылазки в лес и невозможность проводить качественный ремонт в оборудованной мастерской вынудили меня вернуться к давно проверенным технологиям. Снарядив оружие, я стал выбираться на обрывистый берег. Сильный, порывистый ветер дул мне в лицо, так что, если здесь есть собаки, а они здесь точно есть, следовало учесть направление. Зайти к замеченному частоколу с подветренной стороны и, по возможности, тихо после такой дозы обезболивающего — задачка не из легких. Состояние будто бы с дикого похмелья. Все как в тумане, тело вялое и непослушное. Но надо держаться. Снаряженный арбалет болтается на левом плече, но я отчаянно выставил вперед острый нож. Ножом воспользоваться проще и быстрей. Встань на моем пути собака или человек, в такой кромешной тьме я не могу быть уверенным в точности выстрела, а нож не промахнется, нож — очень надежное оружие, если умеешь им пользоваться. Дворовых построек было много, я их сразу и не заметил, принял за густой подлесок. Тишина стояла такая, что складывалось впечатление, будто все в этом селении вымерли. Как бы не так! Вот скотник, его запах и особенности конструкции спутать невозможно. Вот белая баня с длинной трубой, между прочим, введенная в моду именно с моей подачи. Стекла на окнах одного из домов говорили только о том, что здесь обитают люди состоятельные, а не просто селяне, привычные жить прежним укладом, возводя унылые землянки только с отдушинами вместо окон и травяной крышей. А не тот ли это двор боярина Акима, что упомянул один из преследователей? Коли так, то я просто везучий сукин сын! Эдак метко угодить в самое логово недругов — это надо умудриться. Если все правильно понял из недавней, подслушанной беседы, то вся боярская сотня сейчас прочесывает лес, идя навстречу людям Михаила вдоль берега вверх по течению. Жаль, что не будет возможности здесь отлежаться до утра, но силы пока есть, так что вывернусь и из этого капкана.