Книга Точка покоя - Валерий Афанасьев

Федор был отличным мужиком, он даже не выгнал модернизатора с работы, лишь попросил в дальнейшем заниматься личными делами в нерабочее время. А Толик заскучал. Ему посоветовали сменить вид деятельности и поработать с людьми.

Страховым агентом Анатолий работал около полугода. Надо признать, работа ему нравилась, план он выполнял быстро, общий язык с людьми находил легко. Уволился после того, как компания отказалась выплачивать страховку по одному из заключенных им договоров. Не мог он легко разговаривать с людьми и предлагать страхование, сомневаясь в том, что обещанное им выплатят вовремя и в полном объеме. Начальство предлагало ему остаться, обещало повысить зарплату как ценному сотруднику, но он только печально улыбался. Вся его работа строилась на искренности, а искренность — на вере в правильность того, что он делал. Иначе он просто не мог.

Из туристической фирмы теперь, наверное, тоже придется увольняться.

— Светочка, пока. — Толик помахал рукой. Рабочий день подходил к концу.

Светочка с сожалением вздохнула: «Хороший парень этот Толик, но больно уж неприспособленный. Не от мира сего».

Анатолий заскочил по дороге в магазин, купил пельмени и сосиски и поспешил к дому. Он жил один в двухкомнатной хрущевке, родителей вот уже два года как не стало, спутницей жизни он пока не обзавелся. Что касается соседей, то он был одним из немногих, кто мог найти общий язык почти со всеми в своем подъезде. Причем Осинцев не прикладывал каких-то особых усилий, это получалось легко и непринужденно.

— Толенька, Толюня, — бросилась к нему соседка по этажу Мария Федоровна, — хорошо, что ты пришел! Васька, разбойник, опять на дерево забрался. Полчаса его зову, спускаться не хочет. У, хитрая морда!

Последнее высказывание относилось к коту, который уютно устроился на ветке и не собирался слезать. Толик присмотрелся. Кот выглядел чрезвычайно сосредоточенным.

— Это у него, Марь Федоровна, инстинкт. Охотится он так.

— На кого ж там охотиться? — всплеснула руками пенсионерка.

— Мышей на дереве не бывает, значит, на птиц. Пока не поймает, не слезет.

— Ой, а что же делать?

— Сейчас мы ему охоту устроим. Кис-кис-кис. Охотиться будем?

Толик запустил руку в пакет и извлек на свет сосиску.

— Вкус-сная! — Парень понюхал колбасное изделие. — Лови!

Сосиска взлетела вверх, кот взмахнул лапой и ловко перехватил неожиданный подарок. Вскоре он уже с удовольствием поедал пойманную им добычу. Но слезать не спешил.

— Наверное, не наелся, — сказал Толик и полез в пакет за второй сосиской.

Второй заход оказался неудачным — кот промахнулся. Сосиска была брошена снова — на этот раз добыча оказалась в зубах у мелкого хищника. Кот съел только половину и минут через пять лениво слез с дерева — охотиться ему больше не хотелось.

— Спасибо, Толюнечка. Что бы я без тебя делала!

Пенсионерка подхватила своего любимца и заспешила к подъезду.

— Стой, а как же ты без сосисок? — спохватилась она.

— Ничего, у меня еще пельмени есть.

— Нет-нет, пойдем ко мне. Я тебя оладышками накормлю.

— С удовольствием, — согласился парень.

— Вот скажи, Анатолий, как ты узнал, зачем кот на дерево залез? — любопытствовала Мария Федоровна, идя впереди.

— А я себя котом представил, — отозвался Толик.

— От балаболка, я ж серьезно.

— Не знаю. — Анатолий пожал плечами.

Соседка не поверила, а зря. Толик на самом деле постарался представить, что может делать кот на дереве с таким сосредоточенным выражением кошачьей морды.

Перекусив оладьями, Анатолий отправился вверх по лестнице и был перехвачен на четвертом этаже мучимым жаждой сантехником Сидоровым.

— Толюха, привет. Как жизнь молодая? Куда спешишь?

— Привет, Николаич. Домой иду.

— Ты как, деньгами не богат?

— Откуда. Хочешь, пельменями поделюсь?

— Пельменями? Не, пельменями не надо. Вот если бы ты мне сто грамм налил… — Николаич посмотрел с надеждой.

— Ты же знаешь, я водку дома не держу.

— А вдруг праздник? Или случай какой?

— Как говорил древний китайский философ То Лян, питие есть смерть духа.

— Врет все этот твой Лян. Китаец, что с него взять.

— Не скажи. Ты дворника нашего, Фаддеича, знаешь?

— Ну?

— Умер.

— Правда, что ли?

— Сам посуди: иду я, значит, смотрю, он лежит во дворе под грибочком, где детишки в песок играют. Ну, думаю, что-то здесь не так. Лет сорок минуло с той поры, как Фаддеич в песок играл. Фаддеич, говорю, вставай. Не встает. Фаддеич, да жив ли ты, спрашиваю. А он молчит. Как есть — умер.

— От, елки-палки, — Николаич расстроился, — так он же на три года меня младше! А когда это было?

— На прошлой неделе.

— Так я ж его вчера живым видел! — обрадовался Сидоров.

— Правда?

— Вот как тебя сейчас!

— Что ж тогда Фаддеич делал в песочнице? — с сомнением в голосе сказал Толик и продолжил подниматься по лестнице.

— Что делал. Отдохнуть прилег! — крикнул вдогонку Николаич.

— Я же говорю — смерть духа.

Сидоров пожал плечами и направился вниз по лестнице к выходу из подъезда. А Толик наконец-то добрался до своей квартиры. Посмотрел почту, отправил несколько писем.

«Лучший отдых — это смена вида деятельности». — Толик хлопнул в ладоши, потер руки и начал собираться, на вечер у него еще были планы.

Они мастерили дельтаплан. Несколько ребят и девушек собирались после работы, чтобы построить себе крылья. Планеризмом Толик увлекся недавно. Собственно, постройка была еще в процессе, до испытаний пока не дошло, но дело двигалось. Засиделись допоздна. Когда собрались расходиться, на улице было уже темно.

— Толян, ты Юльку проводишь, а то нам совсем в другую сторону?

— Конечно, провожу, — согласился Толик.

Они шли не спеша, обсуждая перспективы своей затеи. Трое нарисовались посреди аллеи неожиданно и сразу стали охватывать их в полукольцо молча и со знанием дела. Это было серьезно, разговоры не помогут. Слишком уж целеустремленно продвигалась эта троица. От них так и веяло решительностью и злобой.

— Бежим! — крикнул Толик, прыгнул в сторону, оттолкнул ближайшего противника и помчался через кусты, таща за собой Юльку. Грабители замешкались на секунду и бросились следом. Миновали парк, и Толик понял, что направление они выбрали неправильно — жилые дома остались в стороне, впереди чернела лишь старая многоэтажная развалюха, предназначенная на слом. Пустые проемы окон, половины дверей не было.