Книга Сибирь 2028. Армагеддон - Андрей Орлов

После этого я взял лопату наперевес, пристроил фонарь и принялся вглядываться в темноту.

– Ну что, твари, есть желающие? – процедил я. – Подходите, накормлю…

Мог бы не стараться. Претендентов больше не было. Возможно, только трое проникли на охраняемую территорию (первая ласточка), и пока мужчины рыскали вокруг самолета, их подруга блуждала в стороне. Тяжело вздохнув, я обхватил ее за лодыжку и поволок к провалу в грунте, куда уже спустил двоих…

Вернувшись в самолет, я проверил все двери, люки, подогрел воду на примусе и принялся оттираться от грязи. Проглотил еще одну таблетку тетрациклина, запил самогонкой из картофельных очистков, небольшие запасы которой у меня имелись. Зарылся в одеяла, еще хранящие ароматы живой Ады, сунул под подушку пистолет Ярыгина с обоймой на 18 патронов и начал мучиться бессонницей. Сна не было ни в одном глазу! Попытки подружиться с головой тоже результата не приносили. Меня корежило, плющило, тоска съедала заживо. Из обрывков воспоминаний, прыгающих перед глазами, складывалась целая эпоха…

Меня звали Алексей Карнаш. Мне было 23 года, когда 26 июня 2016 года разразилось глобальное несчастье. Прошлое ушло, осталось в далеких закоулках памяти. И с каждым годом отодвигалось еще дальше. Служба в армии, куда я загремел после неудачной попытки получить высшее образование. Год в Забайкальском военном округе, по окончании которого, в отличие от большинства однополчан, у меня не выработалось стойкое отвращение к армии. Два года по контракту в 21-м отряде специального назначения «Тайфун», дислоцированном в Сосновке, под Хабаровском. Наслужился до отвала, вернулся на гражданку в Новосибирск, друг отца предложил работу в службе безопасности торгового центра «Континент». Неплохая зарплата, ипотека, квартира в «хрущевском» доме рядом с вокзалом. Любимая девушка Маринка – худенькое чудо с черными как смоль волосами. Она была на два года старше меня, работала в детской комнате полиции, но ни первое, ни второе нисколько не коробило. Я влюбился с потрохами – и взаимно. Маринка переехала ко мне, мы вели хозяйство, планировали совместную жизнь. Воспоминание об этом чуде было единственным, что связывало меня с прошлым. Отступало ВСЁ, а она оставалась – смешливая, хорошенькая, чуток вульгарная (и это лишь добавляло пикантности ее образу) – сколько лет прошло, а она стояла перед глазами, но уже не смеялась, а смотрела с укором и горечью…

Слово «человек» тогда еще не звучало горько. Был отличный солнечный день, последнее воскресенье июня. Новосибирск отмечал очередной День Города. Мэр чего-то вещал с трибуны, установленной на центральной площади Ленина. Пространно говорил про 123-ю годовщину, впечатляющие достижения, про полную перемену облика огромного сибирского мегаполиса. Город действительно смотрелся неплохо. Строительный бум, сияли небоскребы, возводились новые жилые кварталы, строились дороги. Население росло – в то время как по всей стране оно уменьшалось. Шутили – ну, точно, быть столице. В этот день в центре города перекрыли улицы, молодежь шаталась по проезжей части. Выступали музыкальные коллективы (заманили парочку столичных групп), проводились конкурсы, праздничные мероприятия. Лично мне подобные празднества были не интересны. Я припарковал машину недалеко от площади Станиславского, отправился к дому родителей – они жили в современной десятиэтажной высотке. Меня ждали, я звонил за несколько минут до этого – мама что-то готовила, отец путался у нее под ногами. К своему стыду, я навещал их не так уж часто, все дни были расписаны. Было четыре пополудни, я пересекал детскую площадку… Земля подпрыгнула так, словно рядом ахнула атомная бомба! Ужасный гул, закладывающий уши. Как в бреду, контуженный, я метался между детскими грибками, тупо смотрел, как дом моих родителей проваливается в никуда! Практически все десять этажей ушли под землю, а они проживали на втором! Осталась лишь невнятная горка из развалившихся конструкций. Трещины бежали по земле, я помнил, как перепрыгнул через одну из них, а парень, бегущий рядом, не успел – и вопль его звучал довольно долго… По широкой улице Титова метались люди, падали дома, рассыпались, будто картонные. Старые здания складывались внутрь, новые валились плашмя, еще парочка осела в грунт. Это было дико, словно не в этой жизни… Мощные толчки следовали один за другим. Рушились старые «сталинские» здания, опоясывающие площадь Станиславского, вздыбливалась земля, проезжая часть. Валились, как подкошенные, деревья и столбы с рекламными щитами. Искрили провода. Переворачивались машины, кричали под развалинами раздавленные люди. Я увернулся от летящих по воздуху качелей, рухнул в яму, оставшуюся после того, как из нее вырвало тополь. Когда очнулся, толчки затухали, город лежал в руинах. Мой старенький «Ниссан» расплющился под мебельным фургоном. Пыль стояла столбом. Стонали раненые. Пошатываясь, я добрел до того, что осталось от родительского дома, рухнул на обломки, ползал по ним, плакал, ворочал какие-то хлипкие конструкции. Вероятно, меня оттащили – поскольку конструкции обрушились, а я все еще был жив. Мысль подбросила – Маринка! Она осталась дома. Но я находился на левом берегу Оби, а она осталась на правом, в квартире у вокзала! Сотовая связь приказала долго жить – как и вся инфраструктура. Я бросился на площадь Станиславского, свернул на улицу с таким же названием, ведущую к выезду на Димитровский мост. Повсюду громоздились развалины, хрипели искалеченные люди. Густая пыль висела в воздухе. Возможно, я бы смог найти исправную машину, но проезжая часть перестала существовать! Все восемь полос улицы Станиславского оказались завалены обломками рухнувших зданий. Эта улица в связи с праздником была перекрыта, по ней гуляли люди. То, что я увидел, не помещалось в голове. Хаос, обломки, разошедшийся асфальт. Повсюду трупы – в основном молодежь. Раненые, искалеченные, лужи крови, оторванные конечности. Метались уцелевшие, обезумев от страха, не зная, куда бежать. Я мчался вниз по улице, перепрыгивая через препятствия – у меня была хорошая физическая подготовка (да, собственно, и осталась). Со мной бежали другие люди, и в районе площади Труда таких, как я, набралась большая группа. Мы перебирались через рухнувший путепровод. В момент удара по нему проходил товарный поезд, и теперь все окрестности площади были завалены перевернутыми вагонами. Мы бежали дальше – через площадь Энергетиков, где рухнул крытый мост пешеходного перехода, мимо дымящихся развалин гигантской ТЭЦ-5, горящего автосалона. За спиной кричали люди – они запутались в обрывках проводов и вмиг обуглились под высоким напряжением. Дамба моста казалась относительно целой. Горели торговые центры, которых понастроили там выше всякой меры. Я задыхался – трудно бежать километр за километром по пересеченной местности. Часть пути удалось проехать на машине – от силы метров восемьсот. Потом опять всем счастливчикам пришлось спешиваться. Димитровский мост стоял – изрядно покосившийся, но стоял! А за ним, на правом берегу, над центром города висело черное облако из дыма и пыли! Куда-то пропали все небоскребы, возведенные за последнее десятилетие, просматривались лишь руины, над многими из них уже вставало зарево пожаров. Взрывались автозаправки, газораспределительные станции. Мостовые конструкции трещали, ходили ходуном, с них сыпались в воду бетонные элементы. Я бежал в толпе себе подобных и молил Бога, чтобы добежать. Бога не было – я точно убедился, но лично я через мост перебежал. Помню толчок, дрожь прошла по изувеченному дорожному полотну, кричали охваченные страхом люди. Я катился, обрастая шишками и синяками, а когда поднялся, взору предстало незабываемое зрелище. Громадный Димитровский мост (один из трех автомобильных мостов через Обь) переломился примерно посередине, его фрагменты обрушивались в реку, сыпались, как горох, люди, не успевшие его перебежать, легковые машины, неуклюжий троллейбус…