Книга Кентурион - Валерий Большаков

Квинт Марциал нахмурился. Ах, Зухос, проклятущий Зухос… Не будь тебя, какое же тихое счастье постигло бы префекта Египта! Но ты есть, побери тебя Орк… Черная тучка в безоблачном небе.

– Сиятельный… – послышался робкий голос раба-корникулярия.[10]– Гости прибывают…

– А, да-да! Венуст, проводи всех в триклиний,[11]я скоро.

Венуст поклонился и повернулся уходить.

– Да! – окликнул его префект. – А танцовщиц ты пригласил?

– Да, сиятельный.

– Отлично!

Квинт Марциал собирал уважаемых людей города на пирушку-симпосион – без видимой цели, просто чтобы обрасти связями погуще. Лишенный предрассудков, он поначалу и алабарха думал позвать – главу всех александрийских иудеев, не старого еще Аода сына Гедеона, но быстро отбросил эту мысль. Не хватало еще, чтобы уважаемые люди сочли его сумасбродом! Алабарха мы приманим завтра, и зазовем во дворец вечером, когда наступит время сов…

Оглядев себя еще раз в зеркале, Квинт оправил белоснежную тогу, и твердым, уверенным шагом направился в триклиний – продолговатый обширный зал, разделенный на две части шестью колоннами тиволийского мрамора. На полу из драгоценной мозаики сплетались нимфы и фавны. В глубине зала за колоннадой стоял круглый стол, вокруг которого разместились двенадцать высоких бронзовых лож, уложенных пуховыми подушками в пурпурных наволочках. Лампы из алебастра и позолоченной коринфской бронзы были потушены, но запах ароматного нарда еще витал в воздухе.

Гости уже возлежали за столом, и хозяина встретили дружным ревом. Пришел городской эдил, сухой и черствый, как забытый сухарь; пара номархов[12]из Нижнего Египта, восторженные провинциалы, для которых приглашение в Цезареум – великое событие; прокуратор, одетый и причесанный с потугами на моду, но отстающий от римских модников ровно на год; магистр Нильской флотилии проездом в Фивы; легат Второго Траянова легиона, грубый вояка, и александрийские толстосумы, чье положение в обществе было прямо пропорционально объему мошны. В сторонке жались молоденькие египтяночки, наигрывавшие на флейтах и арфах. На свободном месте за желобчатыми колоннами танцевали девушки в длинных полупрозрачных одеяниях, с браслетами из разноцветного бисера на тонких запястьях и поясками из красных бус. Их черные волосы, заплетенные во множество тонких косичек, перекидывались с плеча на плечо, а напомаженные ротики выпевали: «Ты встречаешь в стране Куш красивую девушку, она отдает тебе цвет своей груди!»

– Приветствую! – поднял руку префект и прилег на левое ложе, называемое нижним. Верхнее, стоявшее посередке и считавшееся почетным, префект предложил магистру Валерию Юлию. Это вызвало ревнивую бледность у легата Марка Квинтилия, зато пунцовый налив на щеках Валерия однозначно подтверждал: данного индивидуума можно смело записывать в список самых преданных друзей.

– Для начала выпьем! – провозгласил префект.

Раб-виночерпий налил всем темного абидосского вина, и гости хором заголосили:

– Ио! Ио![13]

Префект хорошенько отпил, смакуя сладкий хмель, и засмеялся. Протянув руку к полукруглой софе «сигме», он нашарил на ней забавную игрушку – изображение мумии, туго обмотанную полосками ткани.

– «Веселитесь и пейте, – провозгласил он, – пока вы на земле и не стали такими, как она»![14]

Гости дружно загоготали, и рабы бросились доливать в опустевшие чаши напиток уам – смесь белого и красного вина с мелко нарезанными фруктами. На закуску подавали окорока антилопы орикса,[15]жаркое из черепах, жареных гусей и журавлей, артишоки, спаржу, омаров, мурен под пряным соусом… Руку с чашей поднял Пинем сын Небкета, египтянин, пробившийся в квесторы,[16]и обратился к префекту:

– О главный управитель, господин мой, великий из великих, наставник людей во всех делах в настоящем и в будущем!

Когда ты плывешь по озеру справедливости при благодующем ветре, ничто не сорвет твои паруса, ничто не замедлит ход твоей барки, ничто не сломает ее мачту, ничто не повредит ее реи! Ты не пойдешь ко дну, наткнувшись на камни у берега, и поток не увлечет тебя! Да не испытаешь ты коварства реки! Да не увидишь ты лиц, искаженных ужасом! Самые свирепые рыбы сами угодят в твою сеть и самые жирные птицы сами попадут к тебе в руки! Ибо ты отец сироте, муж вдове, брат разведенной женщине, нянька младенцу, лишенному матери! Дозволь же мне прославить тебя в этой стране и вознести тебя даже выше наивысшего закона, о владыка, не знающий алчности, великий, не знакомый с низостью! На здоровье тебе![17]

Гости, разобравшие лишь половину от произнесенного, уяснили последние три слова, и заревели в рептильном восторге, вскидывая чаши:

– На здоровье! Ио! Ио!

К Квинту Марциалу подошел корникулярий, и прошептал:

– Сиятельный, к вам Сезий Турпион!

Префект сморщился.

– Что-то срочное?

– Да! Но, кажется, весть добрая – по лицу видать!

– Ладно…

Кряхтя, префект покинул ложе и выбрался в атриум, просторный двор, обнесенный двойной колоннадой из желтоватого нумидийского мрамора. Примипил-кентурион живо обернулся на шаги, и выбросил руку в приветствии.

– Сальве, сиятельный!

– Прошу, Сезий, – проворчал префект, – обрадуй меня!

Сезий Турпион ухмыльнулся и доложил:

– В Александрию прибыл контуберний[18]для особых поручений, посланный Марцием Турбоном!

– Цель? – напрягся префект.

– Уничтожение Зухоса!

Префект Египта расплылся в откровенно счастливой улыбке.

– Умеешь же ты радовать, Сезий! – воскликнул он. – Прошу за мной. За такую весть надо как следует выпить!

– Да я на службе… – вяло запротестовал кентурион.