Книга Добрый царь Ашока. Жизнь по заветам Будды - Джеймс Перкинс

которую мы получим с ее жителей, мы можем получить доход от продажи рабов. Считая солдат, взятых нами в плен, считая рабов орисского царя, которые тоже теперь наши, считая жителей Ориссы, обращенных в рабство, у нас около ста пятидесяти тысяч человек, готовых к продаже.

– Так много? А сколько же всего ориссцев пострадало? – удивился Ашока.

– Более двухсот тысяч изгнано, более ста тысяч убито, и еще многие умрут от последствий войны, – сообщил Мукеш. – Окончательные итоги будут подведены позже.

Ашока переменился в лице.

– О боги, сколько же бед мы натворили! – воскликнул он.

– Визирь с гордостью говорит тебе об этих ста тысячах убитых, изгнанных и порабощенных, а ты ужасаешься, – сказал ему Питимбар. – Гордись и ты: какая славная победа!

Ашока нахмурился и призадумался, а визирь продолжал:

– Работорговцы ждут, когда мы начнем продавать рабов, но если мы станем делать это прямо сейчас, то понесем большие убытки: рабов так много, что цены на них будут очень низкими. С другой стороны, держать столько рабов у себя накладно: их надо кормить, охранять, а могут еще вспыхнуть болезни, которые уничтожат все что мы имеем.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Ашока, потирая виски.

– Я предлагаю убить две трети рабов; в этом случае цена на оставшуюся треть так поднимется, что мы получим хорошую прибыль – значительно большую, чем если мы продадим всех доставшихся нам рабов, но по дешевой цене. У меня все точно подсчитано, – Мукеш показал свой свиток.

– Ты хочешь убить сто тысяч человек? – Ашока изумленно посмотрел на визиря. – Только ради того, чтобы поднять цену на оставшиеся пятьдесят тысяч?

– Почему это удивляет великого царя? Под ударами твоего победоносного войска пало тоже сто тысяч человек. Ценой их жизни стали богатства, которые мы получили. Почему же мы не можем убить еще сто тысяч человек для такой же цели? – возразил Мукеш.

– Да, почему? – подхватил Питимбар. – Будь последовательным, великий царь.

– Но одно дело – убивать в бою, а другое – убить безоружных, – слабо заспорил Ашока.

– Ты сам-то веришь в это? – сказал Питимбар. – Цель у тебя одна: если ты готов убивать во имя власти и богатства, какая разница – вооруженные или безоружные люди перед тобой?

При этих словах Питимбара на лице Мукеша вдруг промелькнула презрительная усмешка, непонятно кому предназначенная – царю или его шуту.

Ашоку передернуло.

– Иди, визирь, – сказал он. – Сегодня я не дам тебе ответа.

– Как долго мне ждать? – спросил Мукеш.

– Не знаю… Я отвечу, когда придет время.

– И ты убирайся, – приказал царь Питимбару, едва за визирем закрылись двери. – Надоел.

– Как совесть? – вставил Питимбар, тяжело поднимаясь с подушек.

– Какая ты совесть, пьяный дурак! Перед своей совестью я отвечу…

– …Когда придет время, – закончил за него Питимбар.

Поиск пути

Двенадцать сундуков с сокровищами орисского царя были подняты из подземелья и доставлены в тайную комнату дворца. Ашока пришел сюда в сопровождении Питимбара, тот не обманул: в сундуках действительно хранились неисчислимые богатства. Мельком взглянув на сундуки, доверху наполненные золотыми монетами, Ашока принялся рассматривать драгоценности. Он никогда в жизни не видел таких алмазов, изумрудов, сапфиров, рубинов – здесь были камни огромных размеров, необыкновенных оттенков, не говоря уже о непостижимом мастерстве огранки.

Столь же великим мастерством отличались ювелирные изделия, оружие и посуда: так, в одном из сундуков хранились женские украшения, выполненные в одинаковой манере, из одних и тех же видов камней, но в разном их сочетании – ожерелья, кольца, браслеты, серьги, диадемы, броши были свиты из золотых нитей и усыпаны алмазными цветами с сотнями сапфировых, изумрудных и рубиновых капель; по центру же каждой вещи были выведены по три удивительных голубых бриллианта, точь-в-точь похожих друг на друга и соразмерных тому украшению, в котором были помещены. Сундук был так громаден, что женщина, которая вознамерилась бы надеть эти украшения, могла бы менять их каждый день в течение, по крайней мере, нескольких недель.

В другом сундуке лежали мужские украшения: наплечники, поножи, нагрудные пластины, пояса, шейные цепи, перстни и многое другое. Все это также было сделано из золота, с драгоценными камнями, но самую большую ценность имела корона высотою в половину локтя – ее передняя часть представляла собой древо жизни с густой кроной; она была сплошь покрыта крупными бриллиантами, а вершину увенчал черный алмаз величиной в кокосовый орех.

В трех сундуках была сложена золотая посуда: кувшины, чаши, блюда, кубки и затейливые вазы для сладостей и фруктов. Помимо самоцветов, на них была тончайшая резьба и маленькие лаковые картины на эмали, с изображенными на них сказочными и настоящими животными, птицами, растениями и плодами.

Перед сундуком с оружием Ашока задержался надолго, он поглаживал роскошные рукоятки кинжалов, широких сабель и мечей, разглядывал тончайшие лезвия с вырезанными на них мудрыми изречениями, примерялся, как подойдет та или иная сабля к его руке. Одну из них он привесил к своему поясу: ее ножны и рукоять украшали сцены охоты на львов, а глаза животных сияли рубинами.

– Это я возьму себе, – сказал царь, – остальное отвезешь к нам домой. Но не вздумай тащить сундуки в мой дворец, – спрячь их в Старом городе в моем особом хранилище, и пусть сокровища охраняют этот старик и его помощники, что охраняли их здесь. Ты понял?

– Я понял – ты что-то замышляешь, но не понял, что именно? Ты хочешь завоевать мир с помощью этих сокровищ или спасти его? – спросил Питимбар, почесывая за ухом.

– Не твоего ума дело, – отрезал царь.

– Учти, золото еще никого не спасло. Не забывай о верблюдах, которые лезли на крышу, – глуповато прищурившись, сказал Питимбар.

– Что за чушь? Как верблюды могут лезть на крышу? Опять твои дурацкие шутки? – недовольно произнес Ашока.

– Нет просто притча, если позволишь, великий царь, – Питимбар низко склонился перед ним.

– Говори уже, от тебя не отвяжешься, – сказал Ашока.

– Один царь имел обыкновение просить всех, кто появлялся в его царстве, указать ему путь к духовному спасению. Каждый называл свой способ, опираясь либо на священные тексты, либо на высказывания уважаемых людей, и говорил, что именно этот путь и может привести к спасению. И вот, близкому к царю слуге (ну, такому, как я!) пришлось выслушать множество описаний правильного пути, но он понял, что царь не пытается пойти ни по одному из них. Тогда в один прекрасный день, когда царь сидел в тронном зале и, как обычно, вел разговор о правильном пути, слуга вбежал с громким криком. Царь поднялся и спросил, отчего он кричит. Тот ответил, что все дворцовые верблюды карабкаются на крышу дворца, а потом бросаются с