Книга Его единственная любовь - Карен Рэнни

Справа от нее был Гилмур. Окутанный утренней дымкой, он казался таким, как прежде, и, прижмурив глаза, она могла бы вообразить, что из четырех его труб поднимается дым, а двор замка полон людей, занимающихся своими делами. По ее желанию призраки оживали.

Но приземистый форт, выросший рядом с замком, при всем желании нельзя было не заметить.

Слева от нее по округлым склонам холмов раскинулся лес, дальше его волнистая линия полого спускалась в соседнюю долину. Впереди было озеро, а дальше залив, ведущий к открытому морю. Ей говорили, что море огромное, по нему неделями плывут корабли, не встречая суши. Но наградой за долгие странствия было знакомство с местами, названия которых звучали таинственно, загадочно и почти пугающе, – Константинополь, Китай, Марсель.

Лейтис раздвинула нависшие ветви и увидела Хемиша, стоявшего на вершине холма с вызывающим видом. Он был одет в килт своего клана и держал под мышкой сморщенный пузырь волынки. За его спиной возвышался недавно воздвигнутый форт Уильям. Шаловливый и непочтительный ветер поднимал сзади полы его юбки, но, похоже, его не беспокоило, что англичане могут видеть его голый зад.

– Ты делаешь глупость, дядя, – сказала Лейтис резко. Он хмуро взглянул на нее, и его лицо казалось особенно свирепым, когда кустистые седые брови, походившие на жирных гусениц, сошлись на переносице.

– Я не позволю отчитывать себя девчонке, – сказал он с яростью. – Особенно если речь идет о волынке.

– Уже много лет, как я перестала быть девчонкой, дядя. И ты это знаешь. – Лейтис уперлась кулачками в бедра и прожигала его взглядом. – Сейчас игра на волынке приравнивается к предательству. Это запрещено законом. Или ты забыл об этом?

– Английские законы! Я их не признаю! – Он выпрямился во весь рост и уставился на нее.

Ей тяжело было смотреть на него. Когда-то он был здоров как бык, а за последние два года съежился. Его борода поседела под стать волосам. Но взгляд все еще сохранял упорство и неукротимость.

– В клане есть люди помоложе тебя, дядя, и они не заслуживают страданий.

Она знала, что англичане будут насаждать свои законы, невзирая на вызов и заносчивость шотландцев.

Она знала, что английские солдаты никогда не уйдут из форта Уильям. Как ни грустно, но она давно это поняла, а Хемиш все еще не осознал.

– Уходи. – Она мягко потянулась к нему и коснулась его руки.

Но он уже не слушал ее, напротив, отвернулся и снова заиграл на своей волынке. Она посмотрела на него, а потом на форт Уильям за его спиной. Солдаты высыпали из форта, как колония красных муравьев. Как это ни глупо, ей хотелось, чтобы они не слышали звука его волынки.

– Англичане идут, – сказала она.

Это означало новые угрозы, новые акции жестокости. Что предпримет майор Седжуик сегодня? Отберет их скот? Они давно его потеряли – и коров, и овец. Потравит их посевы? И это уже было. Отнимет их имущество? Он уже обчистил всю их деревню до нитки, изъял у них все ценное, что они не успели припрятать в соседних пещерах.

– Ты должен спрятать волынку. – Она старалась подавить желание сказать дяде что-нибудь резкое. Но сердиться на него бессмысленно. В каком-то смысле он все еще жил в прошлом, когда Макреи были некоронованными королями этой страны. – И сам спрячься, Хемиш, спрячься как следует, – предупредила она.

Она оставила его, ушла без оглядки, не зная, принял ли он ее совет. Хемиш поступил бы по своему усмотрению, несмотря на все ее уговоры и веские доводы.

Когда Лейтис спустилась с холма, английские солдаты добрались до деревни. Тех, кто не успел быстро собраться, грубо выволакивали из домов. В деревне оставалось всего двадцать семь жителей, хотя в прежние времена их было более трехсот. Но то было в пору ее юности, когда единственными англичанами в Шотландии были войска генерала Уэйда, строившие дороги.

Она быстро направилась к центру деревни – месту сбора ее жителей. Майор Седжуик сидел верхом на лошади в окружении верховых офицеров. Он был одет, как обычно, в красный мундир, в котором казался почти квадратным. Отвороты мундира были подколоты булавками. На нем были синие бриджи, сапоги и пояс из буйволовой кожи. Его золотистые волосы были собраны на затылке в косичку. Последние отблески солнца освещали его, пробиваясь сквозь темные клубящиеся облака.

Она подняла руку и крепче затянула на себе шаль, стараясь не поддаться яростному ветру и ощущая внутри холод, вызванный вовсе не погодой. Она посмотрела Седжуику прямо в глаза, когда его взгляд остановился на ней.

– Что они делают, Лейтис? – спросила подошедшая сзади Дора.

Лицо пожилой женщины было напряженным и взволнованным.

Лейтис только неопределенно покачала головой.

– Что еще они могут сделать? – спросил Ангус, тяжело опираясь на палку и хмуро глядя на английских солдат.

Майор напоминал крысу своим узким лицом и острыми зубами. А приказы он выполнял с величайшим пылом. Ну, к примеру, следует научиться у англичан побеждать – заставь людей голодать, и у них пропадет желание бунтовать. Сначала они будут хоронить стариков, потом детей и очень скоро покорятся без всяких условий.

Она опустила глаза и уставилась на землю под ногами, желая только одного – чтобы он перестал смотреть на нее. Она старалась своим поведением не привлекать внимания англичан. Все женщины клана знали, как опасно оказаться в одиночку против сотни солдат в форту Уильям.

– Один из вас снова нарушил приказ о разоружении, – объявил майор.

Ответом ему было молчание, и он многозначительно улыбнулся.

– Где ваш музыкант, тот, что играет на волынке?

Хемиш уже не в первый раз прогневал англичан. И Лей-тис опасалась, что не в последний. Но ни один человек не уличил его, ни один не предал. Хотя все знали, чего это может им стоить, они оставались немы.

Майор спешился и остановился, глядя на них, с перекошенным от гнева лицом.

– Вам нечего сказать? – спросил он, подходя к Ангусу. – Если бы я пообещал тебе сытный обед и пинту пива, старик, ты заговорил бы?

– Я старый человек, майор, – прохрипел Ангус. – Мой слух куда хуже вашего. Я ничего не слышал.

Седжуик несколько минут изучал лицо старика, потом двинулся дальше и остановился возле Мэри. Она баюкала на руках дитя, родившееся уже после гибели мужа.

– А вы, мадам?

Мэри покачала головой, потом прижалась щекой к покрытой младенческим пушком головке Робби.

– Я была занята своим ребенком, – ответила она тихо. – Я ничего не слышала.

Седжуик шел сквозь толпу собравшихся, и его лицо становилось все более и более грозным, потому что ни один из них не проронил ни слова о Хемише.

Глаза Лейтис все еще были опушены, и, когда он приблизился к ней, она увидела прежде всего его сапоги.