Книга Девять принцев Амбера. Ружья Авалона - Роджер Желязны

ему то же самое, что и Эрику: я подумаю.

– Все-таки Блейз! – повторила Эвелин.

И у меня в голове вертелось это имя. Блейз! Ты мне нравишься, Блейз. Не помню, почему, и знаю, что есть причины, почему не должен бы. Но ты мне нравишься, твердо знаю.

Мы некоторое время молчали. Я чувствовал себя разбитым, но виду не показывал. Мне надлежало быть сильным. Я знал, что должен быть сильным.

Так что я улыбнулся и сказал:

– Замечательная у тебя библиотека.

– Спасибо, – ответила она. Затем после некоторой паузы повторила опять: – Блейз… Как ты думаешь, а у него есть шанс?

Я пожал плечами:

– Кто знает? Уж точно не я. Может быть, есть. А может быть, и нет.

Эвелин вдруг изумленно уставилась на меня, полуоткрыв рот.

– Уж точно не ты? – переспросила она. – Ты же не намерен попытаться сам, а?

Я рассмеялся – затем лишь, чтобы снять напряжение.

– Не говори глупостей. При чем тут я?

Однако своим вопросом она будто задела в самой глубине моей души некую сокровенную струну, которая глухо прогудела: «А почему бы и нет?»

И я вдруг испугался.

Эвелин же, казалось, испытала облегчение, услышав мой отказ от претензий – неизвестно на что. Улыбнулась и, показывая на встроенный бар слева от меня, сказала:

– Я бы выпила немного «Ирландского тумана»[20].

– Я тоже, кстати, – ответил я. Поднялся и налил ей и себе.

– Знаешь, – продолжил я, вновь опускаясь в кресло, – а это приятно – вновь вот так посидеть с тобой, хотя бы недолго. Возвращает воспоминания.

Эвелин улыбнулась в ответ. Само очарование.

– Да, ты прав. – Она пригубила напиток. – Когда ты рядом, я чувствую себя почти как в Амбере.

Я чуть не выронил стакан.

Амбер!.. Словно молния сверкнула в моем мозгу. А она вдруг заплакала, и мне пришлось утешать ее, обнимая за плечи.

– Не плачь, малышка. Ну, не плачь. Когда ты плачешь, мне тоже хочется завыть.

Амбер! В этом слове нечто прямо-таки магическое!

– Не плачь, – повторил я тихо. – Еще придут хорошие деньки.

– Ты правда в это веришь?

– Да, – сказал я твердо, – верю!

– Ты все-таки сумасшедший, – сказала она. – Наверное, поэтому я тебя всегда любила больше других братьев. Я почти всегда верю любым твоим словам, хоть и знаю, что ты сумасшедший.

Она еще поплакала, потом перестала.

– Корвин, – сказала она, – если ты все-таки попробуешь… если благодаря какому-нибудь выверту Тени у тебя получится… ты не забудешь свою сестричку Флоримель?

– Не забуду, – ответил я, твердо зная, что это ее настоящее имя. – Тебя я не забуду.

– Спасибо, Корвин. Я передам Эрику только суть. А насчет Блейза вообще ничего не скажу. И о своих подозрениях тоже.

– Спасибо, Флора.

– Но тебе я все равно не верю ни на грош! – добавила она. – Тоже не забывай.

– Это уж само собой.

Потом она позвала горничную, и та проводила меня в отведенную мне комнату. Я как-то умудрился разоблачиться, рухнул в постель и проспал одиннадцать часов.

Глава третья

Утром Флоры не было, сообщения она также не оставила. Горничная подала мне завтрак на кухне, а сама отправилась по своим горничным делам. Пытаться раскрутить ее на информацию я даже не стал: она либо ничего не знает, либо все равно не скажет мне то, что я хочу знать, и несомненно доложит обо всем Флоре. В общем, раз уж дом оказался в полном моем распоряжении, я решил отправиться в библиотеку и посмотреть, что мне удастся выяснить там. Опять же библиотеки нравились мне. Так уютно и надежно, когда вокруг стены из слов, прекрасных и мудрых. Всегда как-то спокойнее, когда есть барьеры против Теней.

Доннер или Блитцен, а может, один из их братцев, появился из ниоткуда и потопал за мной по коридору, обнюхивая мои следы. Я попробовал подружиться с псом, но это все равно что обмениваться любезностями с полицейским, который как раз велел тебе прижаться к обочине. По дороге я заглянул в другие помещения – просто комнаты, обычные и безобидные.

Итак, я вошел в библиотеку, и снова взгляд мой упал на Африку. Я закрыл дверь, оставив собак снаружи, и прошелся вдоль полок, читая названия на корешках.

Масса трудов по истории. Собственно, они составляли большую часть здешнего собрания. Немало и книг по искусству – большие дорогие альбомы. Некоторые я полистал. Самые лучшие мысли приходят в голову, когда думаешь вроде бы о чем-то совсем другом.

У Флоры явно денег куры не клюют. Откуда, интересно? И если мы родственники, значит, кое-какое состояньице есть, наверное, и у меня? Я задумался, каков мой экономический и социальный статус. Чем я занимаюсь, откуда я родом… У меня возникло ощущение, что о деньгах я никогда особо не беспокоился – понадобятся, есть масса способов добыть их. Был ли у меня такой же просторный особняк? Вот этого я не помнил.

Чем же все-таки я занимался?

Сидя за столом, я сосредоточенно пытался откопать в своей памяти любые шкатулки с возможными знаниями. Копаться в себе вот так вот, словно со стороны, нелегко. Наверное, поэтому у меня ничего и не вышло. Что твое, то твое, оно часть тебя и находится там, где и должно быть, внутри. В том-то и дело.

Я врач? На это меня натолкнули анатомические наброски Да Винчи. Я невольно начал вспоминать различные стадии хирургических операций и понял, что в прошлом не раз оперировал людей.

Однако же нет, не то. Медициной я тоже занимался, но лишь как частью чего-то большего. Практикующим хирургом точно не был, это я почему-то знал. А что же тогда? К чему я еще имел отношение?

Тут взгляд мой выцепил кое-что иное.

Сидя за столом, я глядел на дальнюю стену, и на ней среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля – как-то в первый раз я ее просмотрел. Встал, подошел, снял с креплений.

И мысленно покачал головой, глядя на состояние оружия. Сразу захотелось взять точильный брусок и масляную тряпку, чтобы привести клинок в божеский вид. Я определенно кое-что понимал в старинном оружии, особенно в клинковом.

Сабля легко и надежно лежала в руке как родная. Я встал в позицию, сделал выпад, парировал удар воображаемого противника и рубанул в ответ… Да, такая штука мне знакома.

Так каково же оно, мое прошлое? Я снова огляделся, надеясь наткнуться на какой-нибудь еще ключик к разгадке.

Не нашел.

Сунул клинок обратно в ножны и повесил на место, вернулся к столу и, усевшись в кресло, решил осмотреть ящики. Начал со среднего, затем ящик