Книга Идолы острова Пасхи. Гибель великой цивилизации - Джеймс Перкинс

ними, но не через меру; во всяком случае, никого из них он не вгонял в землю взглядом и не забрасывал на гору. Уже само по себе это свидетельствовало о милости вождя: они знали, что он мог сделать с ними такое, но не делал, – значит, был милостив. А сегодня они особенно ценили его доброту, потому что вождь был в плохом настроении: его сын Тлалок проиграл в состязании сыну рыбака.

Тлалок тоже был на пиру, и все замечали, как он злится. Сын вождя сидел насупленный, то и дело стискивая кулаки и бормоча что-то сквозь зубы. Еда, стоявшая перед ним, оставалась нетронутой.

Аравак хмурился, глядя на сына, и, наконец, не выдержал и сказал ему:

– Очень плохо, что ты проиграл состязание, но еще хуже показывать всем, как это плохо. О твоем поведении на пиру станет известно завтра всему острову, и тогда считай, что ты проиграл во второй раз. Но ты сын вождя, и то, что прощается другим, не простится тебе. Два проигрыша за один день – это слишком много для тебя. Люди начнут терять веру в Тлалока, а если они потеряют веру, как ты будешь править, когда меня уже не будет на свете?

– Проклятый сын рыбака, – процедил Тлалок. – Ему просто повезло, а болтают, что он сильнее меня, и Большая Птица покровительствует ему.

– Пусть болтают, – отвечал Аравак. – Рано или поздно мы заткнем рот болтунам. Они пожалеют о том, что распустили языки. Но пока смирись с их болтовней; если не можешь покарать болтунов, сделай вид, что согласен с ними. Да, в этом году Большая Птица выбрала сына рыбака, – что же, в том ее воля, а возможно, ее каприз. Но в следующем году победителем будешь ты, в чем нет никаких сомнений. Так и говори всем, и не будь мрачен. Я могу быть мрачным, переживая за тебя, но не ты, Тлалок. Ты проиграл, но обязан выглядеть как победитель. Не серди меня, Тлалок, ешь и пей, как подобает на пиру.

– Хорошо, отец, – Тлалок взял кусок куриного мяса и принялся жевать.

– Баира, верховный жрец, расскажи нам что-нибудь о богах. В день святого праздника следует не только веселиться, но и помнить о божественном, – сказал Аравак.

Баира вздохнул и начал говорить, нараспев и заунывно:

– Наш мир – часть вселенной, а вселенная была всегда. Когда-то она являлась просто большим Хаосом, сущим, но не существующим, а потом разделилась на две половины, и стала существовать. Одна ее половина – свет, Небо-Отец, мужское начало; другая – тьма, Мать-Земля, женское начало.

Боги родились от союза Неба-Отца и Матери-Земли, чей брак был счастливым: они породили семьдесят детей-богов. Но тогда еще не было места, чтобы эти дети могли расти, потому что земля и небо еще не отделились друг от друга.

Один из богов, Бог Войны, предложил своим братьям и сестрам убить отца. Другие боги пришли в ужас от этого предложения. Но Бог Войны ничем не отличался от тех жестоких людей, которые считают, что убийство – решение любой проблемы.

Ласковый Бог Лесов предложил более разумную мысль, – как и полагалось тому, кому хватает терпения, чтобы дождаться, пока крошечные семена прорастут и превратятся в огромные деревья, достающие до небес. Он предложил своим младшим братьям и сестрам просто разъединить Отца-Небо и Мать-Землю. Это предложение понравилось всем богам, кроме Бога Ветра, который заревел громким голосом в знак несогласия.

Бог Земледелия попытался отделить небо от земли, но смог отдалить их друг от друга лишь на высоту растения таро. Этого было недостаточно. Бог Моря тоже попытался, но поднял небо от земли лишь на высоту волны, но и этого было мало. Потом за дело взялся Бог Диких Плодовых Деревьев, но расстояние от земли до неба получилось не больше высоты бананового дерева.

Терпеливый Бог Лесов смотрел на тщетные усилия своих братьев. Наконец, он решил отделить небо от земли, встав на голову и оттолкнув небо ногами. Медленно и неторопливо Бог Лесов начал отталкивать небо от земли. Именно так деревья до сих пор разделяют небо и землю.

Родители богов закричали и застонали, отделяясь друг от друга. Но когда пространство между ними стало больше, тьма и свет разделились. Теперь стало достаточно места для богов, людей и животных. Но Отец-Небо до сих пор печалится о разлуке с Матерью-Землей, и его слезы каждое утро падают на землю росой, а иногда проливаются дождем.

– Твой рассказ очень хорош, Баира, верховный жрец, – произнес Аравак. – Он показывает, что и у людей те же мысли, которые посещают богов. Сыновья завидуют своим отцам, им тесно вместе. Когда я вошел в силу, мне нестерпима стала власть моего отца. Когда мой сын войдет в силу, ему станет нестерпима моя власть. Отец должен уйти, чтобы освободить место своим сыновьям, – так велят боги.

– Но я не хочу, чтобы ты уходил! – воскликнул Тлалок.

– Пока ты слаб, ты этого не хочешь. Но придет время…

– Но отец!..

– Мой сын Тлалок будет сильнее всех на этом острове! – не слушая его, закричал Аравак.

– Да, он будет сильнее всех! Он будет сильнее всех на острове! – подхватили пирующие.

– И тогда он станет вождем, – резким не терпящим возражений тоном проговорил Аравак и обвел людей своим невыносимым, тяжелым взглядом. Сидящие за столом потупились и съежились, а Баира пробормотал:

– Кому же еще и быть вождем, как не самому сильному…

– Проклятый Кане, – сжал кулаки Тлалок, а глаза его налились кровью.

– Молчи, – прошептал Аравак. – Боги помогут нам восстановить справедливость.

* * *

Небольшая деревня, в которой жили Кане и его друг Капуна, находилась в двух часах ходьбы от Священного поселка. Мужчины деревни охотились на птиц в дремучих лесах, которыми была покрыта значительная часть острова, и ловили рыбу в озерах и в море; женщины занимались выращиванием батата, – и даже те из них, которые имели грудных детей, выходили работать на поля. Под палящими лучами солнца, положив детей в котомки за спиной, женщины засеивали, пропалывали и собирали батат. Так было надо, ведь женщины сами умеют рожать и знают, как сделать, чтобы семя принесло плоды; в этом деле мужчинам с ними не сравняться.

Кроме