Книга Владыка морей ч.2 - Дмитрий Чайка

разным весям. Девок замуж выдали сразу же. Кто на лицо смазлив, к старостам второй или третьей женой попал. Этим, считай, повезло, потому что остальных нищим бобылям и вдовцам с детьми раздали. А вот мальцов, таких как я, приемышами рассовали в семьи. Нас охотно разбирали, и руки лишние, и копейку какую-то из казны за нас платили.

— А как же ты тогда сюда попал? — удивился Берислав.

— Да дрался все время, как бешеный, — усмехнулся Арни. — А отцу своему приемному, когда он руку на меня поднял, пообещал ночью глотку перерезать. Ну, он мне в глаза посмотрел и поверил тут же.

— Что, правда, перерезал бы? — ахнул Берислав.

— Да легко, — кивнул Арни. — Голодранец из седличей, а строит из себя архиепископа Кельнского. Этот дерьма кусок мизинца моего отца не стоил. Я как нечего делать глотку ему перехватил бы во сне. Ну, он побежал к старосте и заверещал, что ему варнака подсунули вместо покорной челяди. И, мол, отдай-ка ты его, почтенный староста, в другую семью. Да только дурней не нашлось, про меня в той волости уже все слышали. Так вот я сюда и попал…

— А мать? — спросил Берислав.

— А мать свою и сестру я так и потерял. Не было их среди полона, я бы увидел. Даже если и выжила мать с сестрой, то дальше-то как быть? Кору с деревьев жрать? Сербы ни дома, ни курицы, ни даже горшка битого не оставили. Выгребли все подчистую! Сети рыбацкие и то забрали! А что с собой не унесли, то поломали и сожгли. Мамка у меня боевая была, конечно, да только хворостиной от волка не отобьешься. Знаешь, как голодные волки зимой за тыном свою песню поют? Мороз по коже! У нас даже скотина беситься начинала. Спишь, бывало, а они как завоют за стеной! Ну и коровы сразу давай мычать от страха! И мы просыпались все тут же. Жили-то под одной крышей. И коровы, и овцы, и мы… У нас там места дикие были, не чета Братиславе. Я таких городов, как здесь, раньше и не видал никогда.

— Может, они в соседнюю деревню ушли? — спросил Берислав. — К дальней родне.

— Если боги дали, то ушли, — горько ответил Арни. — Да только не к родне. Я потом слышал, что наш род вчистую разорили. Даже если и спаслась она, то что за жизнь у нее теперь? Приживалка, рабыня бесправная, которая за кусок хлеба до смерти на чужих людей спину гнуть будет. Она ради сестры на все пойдет, я ее знаю. Но такая жизнь для нее, что нож острый, она у меня гордая. Она могла жертву богине Фрее принести и в петле жизнь закончить. Все лучше, чем так… Ведь у моего отца крепкое хозяйство было, зажиточное. Мы никому не кланялись. Род наш из самых сильных был во всей Тюрингии. Четыре сотни воинов с добрым оружием мог выставить. Его сам герцог опасался. Мой отец так говорил.

— Вон оно что! — протянул Берислав, который тут же понял, о чем шла речь. Он никогда не скажет мальчишке, горюющем по своей матери, что есть такая штука, как высокая политика. И что герцог Радульф не герцог теперь, а целый король. И что на разоренные сербами земли вывел он своих людей из-за Мааса. И что делалось всё это по прямому приказу его собственного отца, великого князя Самослава.

— Как твоих родных звали? — спросил вдруг Берислав.

— Отец мой Брунрих, — удивленно посмотрел на него Арни, — мать Улрике, а сестры Этельберта и Леутхайд. А тебе это зачем?

— Я буду молиться за твоих близких, — серьезно ответил Берислав. — Вдруг господь милосердный услышит мои молитвы, и ты снова увидишь их. Кто знает!

Глава 24

Июль 639 года. Южный Синд (современная провинция Синд, Пакистан).

Поклонники многоруких демонов оказались не слишком покладисты, и уж точно не просты. По крайней мере, дальше Банбхора воинство Надира пройти не смогло. Уж слишком сильны были соседние княжества. Присутствие арабов не было больше неожиданностью. Города здесь строили на совесть, а войска князей были многочисленны и умелы. И только их постоянные противоречия спасали мусульман от ответного удара. А еще на руку арабам играла вражда буддистов и почитателей индийских богов. Воины, поклоняющиеся Шиве, довольно сурово обходились с торговцами и крестьянами, которые молились кроткому Будде. Дальше, на север и восток, за пустыней Тар частой россыпью раскинулись княжества раджпутов, потомственной касты воинов. И Надир нутром чувствовал, что идти так далеко ему не нужно. Почему не нужно? Да потому что опасно. Арабы — отважные воины, но раджпуты — это люди, чья жизнь — война. В этой части света не было бойцов лучше, чем они. Их готовили к битвам с самого рождения.

И единственно возможным выводом, к которому пришел Надир, стал тот, что двум тысячам арабов не стоит пытаться покорить эту страну. Удержать бы то, что уже взяли.

Дворец покойного князя перешел к новому эмиру нетронутым. Уцелела и прислуга, необычайно многочисленная, с точки зрения такого простого парня, как Надир. В живых остался и управляющий дворцовым хозяйством, который предпочел сделать вид, что ничего не случилось, и что никакого изнеженного индуса здесь никогда не было. А этот свирепый громила, наоборот, был здесь всегда. Потому-то выходы из дворца эмира Надира ибн-Берислава теперь сопровождались толпами чернокожих слуг, расчищающих дорогу ударами палок, носителей опахал и даже музыкантов. Рев труб и стук барабанов бесил Надира, но на население, напротив, эта музыка действовала успокаивающе. Огромная толпа бездельников, одетых в яркие одежды, как бы говорила: смотрите, люди, в вашей жизни ничего не поменялось. Князь могущественен, как никогда, а его власть освящена богами.

— Скромность — вот украшение настоящего мусульманина, почтенный Азиз ибн Райхан, — сказал Надир как-то своему тестю, омывая руки в чаше с теплой водой. Он уже избавился от привычки облизывать жирные пальцы, подсмотрев, как ест местная знать.

— Несомненно, мой дорогой зять, — важно кивнул тот головой. — Несомненно. Не принесет пользы нашему великому делу, если мы с тобой погибнем, как мученики за истинную веру. Скромность и терпение — вот настоящие добродетели. Нам не стоит идти дальше.

— По крайней мере, пока не придет подкрепление из Бахрейна и Омана, — продолжил его мысль Надир. Они с тестем