Книга Воробей. Том 2 - Андрей Дай

это чудо предложите.

И я, сияя самой своей жизнерадостной улыбкой, принялся живописать свои поиски талантливых инженеров и изобретателей. О невезучем итальянце Антонио Меуччи и скромном немце — учителе Филиппе Рейсе. Об их удивительных открытиях, и о том, каким невообразимым чудом известия об этой паре изобретателей достигла моих ушей.

— Меуччи-то, Владимир Андреевич, обозвал свое детище «telettrofono». Телефоном тоже самое Рейс назвал. Понятное дело, немцу немецкое проще выговорить. Так я и не выбирал особенно.

Итальянца «сдал» мне наш военно-морской атташе в САСШ. Не поленился, прислал депешу, что, дескать, есть тут один господин, итальянского происхождения, построивший аппарат, коим переговаривается с супругою, прикованной к кровати по причине болезни. Дескать, сам Антонио в одной комнате, а госпожа Эстера и вовсе в подвале. И все-таки они друг друга отлично слышат посредством электрической особой машины.

Признаться, я понятия не имел: кто именно в действительности изобрел телефон. Пользовался всю прошлую, первую жизнь, и не задумывался, кому именно должен спасибо за удобство говорить. Потом, в эпоху смартфонов, обратный процесс пошел. Хотелось этого мерзкого типа найти, и руки ему выдернуть, чтоб не мог свой богопротивный аппарат создать. И тут только, в девятнадцатом веке, осознал, как проще было бы жить, существуй этот прибор уже здесь и сейчас.

Подговорить Жомейни разослать по нашим европейским и американским посольствам предписание — сообщать обо всех ставших известными проявлениями особенной изобретательности — было раз плюнуть. И ведь сработало! Меуччи нашелся в Нью-Йорке, а Райс в Германии, в Фракфурте. Написать несколько писем, наобещать золотые горы и всемирную известность тоже много времени не заняло. И даже когда оба почти одновременно, в конце шестьдесят девятого года, согласились на переезд, тоже не особо удивился. Время нынче такое. Удивительное. Итальянцы едут в САСШ и пробуют патентовать там прообраз телефона. Немецкие учителя надоедают своими гениальными открытиями университетским профессорам. И оба с готовностью едут в дикую Россию, чтоб стать богатыми и знаменитыми. Сюжет для романа? Отнюдь. Как говаривал старина Ленин: в отсутствие национального самосознания возможны еще и не такие пертурбации!

Для полного успеха не хватало только русского инженера. А как же? И «telettrofono» от сеньора Меучии, и «Telephon» от герра Рейса не могли передать сколько-нибудь членораздельную речь человека далее чем на километр. Для моих целей это решительно никуда не годилось. Требовалась русская смекалка и прозорливость. Благо долго даже искать не пришлось. В Петербургском университете мне настойчиво рекомендовали студента последнего, выпускного курса Павла Михайловича Голубицкого. Кратко поговорив с этим молодым человеком, рассказав ему о перспективах и громком имени в отечественной, и даже в мировой электротехнике, я приобрел вернейшего почитателя и талантливого инженера.

В одна тысяча восемьсот семьдесят третьем году, сначала мне, а потом и в присутствии Государя, объединенная инженерная русско-немецко-итальянская группа явила миру то, что вскоре должно было перевернуть весь современный уклад. Тот самый, всем отлично знакомый и привычный телефон, на котором кумушки так любят «висеть» часами напролет.

Год спустя аппарат довели до презентабельного вида. Этакая шкатулка с рукояткой сбоку, как у кофемолки. Ну и винтажного вида переговорная трубка. Все в точности повторили, как через десяток лет должно и так было появиться. Опередили время, едрешкин корень.

Одновременно, был разработан коммутационный узел. Ну, помните, как в фильмах? «Барышня, соедините меня со Смольным!» Оставалось только договориться с Карлом Федоровичем Сименсом и начать аккуратную рекламу прибора среди столичных вельмож. Оплатил даже одному бойкому репортеру из «Русского Вестника» статью об аппарате, способном связать разговором людей на разных концах города.

Простое, наивное время. Простые, отработанные веками уловки, продолжали исправно работать, пробуждая в людях желание владеть. Хотя бы, чтоб не выделяться среди прочих. После выхода статьи, в ответ на любые вопросы, нагло улыбался и объявлял, что аппарат станет устанавливаться «прочим подданным» только после полного обеспечения им Его Императорского Величества, Его канцелярии, имперских министерств и ведомств. «Строго после. Никак невозможно. Ну что вы со мной делаете? Ну конечно, я не могу Вам отказать, любезный Акакий Акакиевич!»

К весне текущего, семьдесят пятого года, в конторе Сименса, которая как бы на треть и моя тоже, лежало более десяти тысяч заявок на проведение линии и установку телефона. И это кроме дворцов, министерств и комиссий. Уже выкуплены порядка тридцати зданий — равномерной сетью по всему городу — в которых расположатся коммутаторы. Открыты курсы телефонистов и телефонисток. Тех самых «любезных» и «барышень». Не ведаю почему, но что комендант Зимнего, что смотритель Гатчинского дворца, чуть не в голос потребовали, чтоб связь им осуществляли особы мужского пола. А всем остальным — было наплевать. Для остальных будут «барышни».

В общем, рассказывал, а сам думал совершенно о другом. О том, что, похоже, мои опасения по поводу дополнительных функций для кабинета министров, начинали оправдываться. Так-то я действительно за десять лет пребывания в теле Герочки, серьезными врагами не обзавелся. Ну, да. Недоброжелатели были. Завистники, мечтающие занять место поближе к престолу — да. Конкуренты, чьи предприятия производят то же самое, что и мои, но лишенные возможности сбывать товары государству — были и не один. Обиженные и оскорбленные, которым отказал в помощи — полно. А нечего ко мне со всякими разными завиральными идеями лезть. А вот таких врагов, чтобы прямо смерти моей желали — таких и не припомню.

Теперь, судя по всему — будут. Выдача разрешений на регистрацию новых акционерных обществ — чем раньше занимался соответствующий департамент Госсовета, а теперь будет отдел в Минфине — это не просто доходное место. Это золотая жила! Как говорят бритты — смазывают только скрипящее колесо. В том смысле, что не подмажешь, не поедешь. Члены Госсовета так привыкли принимать пожертвования за продвижение пакета документов, что лишение их этой кормушки воспримут не иначе чем акт агрессии. Будто бы я просил регентов что-то менять⁈

И вот уже и реакция пошла.

При Госсовете существует департамент экономии. Не в том смысле, что сии чиновники надзирают за тем, чтоб престарелые вельможи не тратили лишнего. А с точностью до наоборот. Этот отдел одного из органов управления Империей создавался, чтоб на государственном уровне стимулировать развитие в стране промышленности и торговли. Не один я такой умный, и прекрасно осознаю, что без развитых производств и рынков сбыта, ни о каком прогрессе в Державе можно даже не думать.