Книга Исправник - Петр Ингвин

осложнения снулой хвори. Бывало, папа не вставал целыми сутками, приходилось бегать к нему по нескольку раз в день, кормить и убираться, подкидывать дров и помогать с плетением циновок. Кроме Анюты и Дуньки ухаживать за папой некому — овдовевшую женщину, если она хоть немного здорова и хотя бы чуточку женственна, заберут более молодые, папа с ними тягаться не может, он слишком стар, и новая жена ему достанется только в случае, если подземник выгонит свою и сменяет ее на Анюту. Такие обмены иногда случались, пусть и реже, чем хотелось бы. Скорее всего, Анюту заберут просто так. Но очередник может забрать не Анюту, а другую невесту, как бывало уже не раз. Оттого Анюта так долго ходила в невестах.

А ее такое положение дел устраивало. Ни от кого не зависеть — это счастье. Потому что лучше утопиться, чем зависеть от одного из тех, кто мог взять Анюту в жены.

Всемогущий А-Ктин, ну почему нельзя выйти замуж за того, за кого хочешь?!

Глупый вопрос. Во-первых, А-Ктин никогда никому не отвечает, оттого уже никто не верит, что Он существует или когда-то существовал в реальности. Во-вторых, на вопрос Анюты есть не менее глупый, но очень точный ответ: «Потому что».

Не стать домашней игрушкой подземника и оставаться невестой как можно дольше было бы здорово, если б не Близнецы. Они привыкли к вседозволенности. Им все сходило с рук, а безнаказанность развращает, и с каждым днем Виталик и Валерик становились наглее, а их проделки — безобразнее. Со временем злые шутки превратились в унижения и издевательства и, с каждым днем, все чаще выходили за рамки морали. Скажешь слово в свою или в чью-то защиту — для начала получишь кулаком в нос или в грудь. Не отдашь то, что понравилось Близнецам — будешь купаться в собственной крови. Не сделаешь того, что они сказали — навсегда прощайся с нормальной жизнью.

Близнецы слишком зазнались, уверенные в своей силе, иначе поняли бы, что Анюта не такая, как другие. Они не привыкли к отказам. А она не могла подчиниться грубой силе тех, кто не имел права ей что-то приказывать.

Анюта не понимала девушек, которым нравились Виталик и Валерик. Удивительно, но таких девушек в деревне было много. Почти каждая вторая. Анюте же нравились парни умные, с которыми можно поговорить. О чем угодно. О работе, о людях, о дивах, о звездах, о прошлом и будущем. Таких парней в деревне можно по пальцам одной руки пересчитать. Каждый из них был болен. Природа словно издевалась, давая либо силу и внешнюю красоту, либо ум.

Одним из тех, в ком обнаружилась внутренняя красота, был Гришка Хлюпик, сын Плотника. Умелый рассказчик, он знал много древних легенд и давно был неравнодушен к Анюте. При любой возможности он давал понять, что она ему нравится. Он был симпатичным, но хилым от рождения. Год за годом снулая хворь прибирала его к рукам. Как и Анюту. Оба понимали, что не доживут до тех дней, когда что-то в их жизни изменится, после чего они могли бы стать мужем и женой.

Замуж за обычного пещерника Анюте нельзя, и обманывать будущего мужа нельзя, а кровь кипела, тело жило собственной жизнью и хотело любви. Ну, пусть не любви, но хотя бы дружбы. Хоть чего-то. Хотя бы игр в любовь. До жути хотелось держать друг друга за руку, шептать на ухо приятные слова, обниматься и даже (прости, А-Ктин!) целоваться…

Анюта и Гришка стали дружить. О том, что Хлюпика зовут Гришкой, она узнала после того, как начала с ним встречаться. В деревне прозвища, если удачно описывали внешность или суть человека, прилипали насмерть. Анюту в детстве называли Егозой. Подростком она стала вести себя спокойнее, чаще молчала, задумавшись, и следила за собой, избавляясь от порывистых жестов и поступков. Жизненный опыт и борьба с собой принесли плоды. Несколько лет слушавшую старших с внимательным выражением на лице, ставшую примером прилежания и достойного поведения, ее стали воспринимать серьезно. Непосед вокруг много, и, когда Анюта окончательно повзрослела, прозвище перешло от нее к другой, юной и глупой, которой жизнь еще не показала истинное нутро. Если человеком руководят чувства, он не выживет. Чувства хороши в нужное время в нужном месте, в остальное время от них только вред.

Анюта понимала это как никто другой, но маска серьезности оставалась маской. В глубине души Анюта не перестала быть егозой. Что-то живое и неуемное не давало сидеть на месте, хотелось быть сразу везде, ничего не пропустить, все успеть и не просто узнать последние новости, но и увидеть собственными глазами то, о чем говорят. Такой же, какой Анюта осталась внутри, сейчас стала сестренка Дунька — и внутренне, и, что намного хуже, внешне. Разница в том, что Дунька влетела во взрослость, как камень в воду, не разобравшись, что и как тут устроено, а мозгами оставшись в счастливом неведении детства. Хорошо бы, она дожила до замужества без происшествий. Но ведь не доживет, див ее подери. Она такая же, как Анюта. Анюта тоже не могла просто сидеть и ждать. Ей хотелось всего и немедленно. Ну, пусть не всего, а хотя бы чуть-чуть. Пусть не сразу, а постепенно. Пусть не по-настоящему, а играючи, как у детей, представляя, что кривая ветка — это топор, а, к примеру, лужа — это океан из древних сказок.

Так в жизни Анюта появился Гришка.

Дружить было опасно. Никому нельзя попасться на глаза, а Близнецам особенно. И однажды, примерно через розовый месяц, оставшийся в памяти Анюты самым счастливым в жизни, случилось худшее. Это произошло неделю назад. Анюту и Гришку увидели на горячем источнике в скалах. Такой же источник бил в пещере и нагревал ее, отчего жилую пещеру, в отличие от пустующей соседней, называли Теплой, и еще два источника образовывали купальни в разных частях деревни, но их Анюта не любила, там всегда были люди или, если их не было, они могли прийти в любой миг. Только Дальний источник позволял уединиться и дарил ощущение покоя. Анюта всегда купалась там в одно и то же время, выбрав именно такое, когда в ту сторону никто не ходил. До сих пор ни разу ничего не случалось. Поэтому Анюта пригласила туда Гришку.

Они купались в теплом озерце под скалой, когда Гришка вдруг побелел от страха, глядя в сторону леса:

— Смотри! Видишь?

— Куда смотреть? — Анюта оглянулась. — Ничего не вижу.

—