Книга Медь в драгоценной шкатулке - Мария Владимировна Архангельская

выше, чем я привыкла видеть на земных кладбищах. Скорее это были миниатюрные курганчики, в боку каждого из которых была сделана подковообразная выемка, и порой не одна. Иногда она была вымощена каменными плитками, но обычно внутри просто была утоптанная земля. В любом случае у дальней стены выемки стояло что-то вроде каменного алтаря. Кое-где вместо насыпных холмиков использовались естественные неровности. Иногда стенку над алтарём покрывали разноцветные изразцы, но чаще всего она укреплялась простыми булыжниками.

— Кто-то недавно справлял поминальный обряд, — Тайрен кивнул на один из алтарей, перед которым (а не на нём) стояла большая бронзовая чаша на трёх ножках. Подойдя поближе, я увидела в чаше пепел.

— Едва ли местный, — добавил принц. — Местные бы принесли еду и вино. А этот просто сжёг деньги.

— Деньги?

— Да, чтобы на том свете покойный ни в чём не знал нужды.

Я невольно усмехнулась. Потусторонний мир местные представляли практически полным аналогом земного. Там был свой Небесный император, живший в своём дворце за небесной оградой у Полярной звезды, и небесная иерархия божеств и духов выстраивалась вокруг него, как приближённые вокруг земного императора. Лучшие из людей тоже могли попасть в небесный дворец, и праведная жизнь заменяла им отборочный экзамен, что земные чиновники держали на хорошую должность. Те же, кто с заданием не справлялись, отправлялись в места поплоше — главным образом во владения Царицы-Матери, как в далёкую провинцию, с детально расписанной географией, несколькими городами, целой когортой демонов — поддержателей порядка, и своим чиновничьим аппаратом. Там был даже свой апелляционный суд, в который могли принести жалобу души неправедно казнённых! Интересно, какие приговоры он выносит, и как они претворяются в жизнь?

Да что там загробный мир, если даже расшалившуюся в этом мире нечисть можно было призвать к порядку жалобой духу-покровителю местности, точно так же, как унимали хулиганов-людей жалобами волостному или уездному начальству. Только, в отличие от людских дел, где пожаловаться мог каждый лично свободный, жалобу на нечеловеческую сущность должен был принести кто-то, пользующийся авторитетом не только в этом, но и в ином мире: святой отшельник, особо добродетельный священник или, на худой конец, деревенский колдун.

— Ну, что, поехали дальше? — спросил Тайрен.

Я кивнула, и мы вместе пошли обратно, к ждущим нас лошадям. По пути миновали небольшой храмик, стоявший в тени раскидистого дерева — такой маленький и скромный, что я заметила его только теперь. Черепичная крыша заметно просела, стены покрывали пятна, краска на двери облупилась. Мне почему-то стало грустно, как бывает грустно, когда видишь человека нелёгкой судьбы и понимаешь, что ничем не можешь ему помочь.

Лошади дружелюбно зафыркали при нашем приближении, немногочисленные сопровождающие ждали поодаль. Копыта стучали по земле — в последние утра случались заморозки, и почва была твёрдой, а трава на рассвете серебрилась инеем. Впрочем, сейчас он уже стаял, и холодный воздух, ворошивший гривы и норовивший во время скачки сорвать с головы капюшон, лишь прибавлял бодрости. Неровная местность то вздыбливалась горками, то расстилалась широкими лощинами, казалось, предназначенными для того, чтобы пустить по ним лошадей галопом. И мы с Тайреном не стали противиться приглашению.

— А ну, догоняй! — крикнул принц, давая шенкелей своему коню.

Я невольно рассмеялась и толкнула свою кобылу пятками. Стало легко и весело, конская спина двигалась подо мной, и я на миг воспаряла с каждым лошадиным прыжком, чтобы потом упруго оттолкнуться от земли, чувствуя её всем телом, словно скакала сама. Солнце то выглядывало, то пряталось за серые облака, море травы колыхалось вокруг, и не было ему конца и края. Слуги отстали, и мы остались одни под этим сине-серым небом, наедине с травой, холмами и степным ветром.

— А теперь вы догоняйте, ваше высочество! — как ни странно, мне удалось вырваться вперёд. Может, Тайрен сам придержал коня, а может, дело в том, что я была всё-таки легче, но теперь я первый раз в жизни залихватски гнала галопом, ничуть не смущаясь ни недостатком умения, ни возможными сюрпризами от лошади, ни тем, каково будет падать на эту твёрдую землю… Страха не осталось и в помине. Впереди не было никого, и позади довольно далеко — никого… хотя нет, топот копыт всё приближался и приближался, Тайрен поравнялся со мной, сверкнув широкой белозубой улыбкой, и вот мы уже мчимся бок о бок.

Пройдёт много лет, но это воспоминание навсегда останется со мной — скачка, ветер, море травы, скользящие по ней тени облаков, и счастье, что летело тогда рядом с нами, как птица…

— А эти шкурки прислал тот торговец, что держит лавку на углу Кузнечной улицы, — Усин споро разложила передо мной меха. — Велел передать… как же там… он понимает, что его ничтожные дары лишь оскорбят взор госпожи, и уповает только на её милость и снисходительность. Это все подношения, которые он в силах сделать, чтобы выразить своё почтение.

— Если дары лишь оскорбят, зачем же их подносить? — фыркнула я. — Хотя вот этот лисий хвост неплох, как думаешь?

— Если обшить им парадное платье старшей сестры, будет очень красиво…

Я погладила рыжую шерсть. Сама шкурка была и вправду так себе, но вот хвост…

Это был уже не первый раз, когда я чувствовала себя Очень Важной Персоной. Что ни говори, а цельный принц для здешнего захолустья, где Небо высоко, а император далеко, был царь и бог и воинский начальник, и угодить ему было жизненно важным для всех окрестных чиновников. Все начальники застав, соседних крепостей и селений уже перебывали у нас, невзирая на трудности путешествия начавшейся зимой. Но не только чиновники искали его милости. Едва ли б его высочество снизошёл до того, чтобы заметить какого-нибудь местного торговца или ремесленника, разве что приобрёл бы по случаю какую-нибудь безделушку, но к нему явно относились, как смертные относятся к могущественному духу или божеству — заметит или не заметит, а подношение лучше сделать, так, на всякий случай. Но, помимо прямых подношений, испокон веков был ещё один способ воздействовать на сильного мира сего — угодить его женщине.

А поскольку его женщиной была я, то и лезли горожане из кожи вон. Деньги у меня были, ведь жалованье мне никто не отменял, и среди моего багажа находился целый сундучок с монетами. Но так уж получалось, что я могла бы жить тут припеваючи, не тратя ни одного ли, самой мелкой здешней монетки — на одни лишь подарки.

— Посыльный из лавки ещё здесь?

— Нет, старшая сестра, он ушёл сразу.

— Тогда пошли кого-нибудь в эту лавку передать — вот