Книга Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что-то тут не стыковалось. А вот что…
— Ты, Володя, не с бодуна ли сегодня? Никак не можешь сосредоточиться! — начал проявлять нетерпение собеседник.
Сыщик обреченно вздохнул.
— Уже сосредоточился, вещайте.
— Послушай, клоун! Я сейчас тебе такое «вещание» устрою, что век будешь помнить!
Владимир непроизвольно зажмурился, когда увидел, как мужик тянет с телеэкрана к его лицу здоровенную волосатую руку.
Щелчок по носу был таким сильным, что из глаз сыщика непроизвольно брызнули слезы. Справившись с шоком, Фризе посмотрел на экран.
Обидчик сказал как ни в чем не бывало:
— Ты бы присел, милок. Разговор у меня долгий. Ноги пожалей. Тебя артриты-артрозы не мучают?
— Не мучают, — Буркнул Фризе и сел в удобное кожаное кресло. В детстве, свернувшись калачиком, он любил засыпать в этом кресле, обняв большого плюшевого медведя.
— И, слава богу! Нервишки целее будут, — философски заметил гость. — Кстати, здесь удивлены твоим отказом покалякать с уважаемыми людьми. Твоих любимых мужчин на разговор присылали! Коммандера Бонда. Непревзойденного пройдоху Дживса. Чем они тебе не угодили?
Мистер Бонд решил, что во всем российский менталитет, прости Господи за корявое слово, виноват. Дескать, все в России не как у нормальных людей.
— Ку! — не выдержал Фризе и развел руки, словно петух крылья, перед тем, как закукарекать.
— Не надо, Володя! — Укоризненно произнес собеседник. — Не коси под Бельмондо[3].
От словечка «менталитет» сыщика тоже тошнило. И нос болел нестерпимо. Его так и подмывало встать с кресла, пойти в прихожую и исследовать перед зеркалом пострадавший нос.
— Готов к серьезному разговору? — спросил странный мужик, расположившийся на берегу невидимой речки.
Фризе не терпел принуждения в любом виде и сейчас с трудом подавил в себе желание, взять молоток и разбить экран. Любопытство разбирало: что еще за серьезный разговор хочет предложить ему виртуальный пришелец?
Да, именно любопытство, а не лень, вопреки утверждению товарища Троцкого[4] на одном из забытых ныне партийных съездов, являлось двигателем прогресса.
— Я, кстати, тоже присяду, — сказал мужик.
Он осторожно, словно боясь помять на широких брюках щегольские стрелки, сел прямо на песок.
Но никаких брюк со стрелкой не было видно. Так… Кой-какие обтрепанные и замызганные брезентовые штаны.
Фризе показалось, что песок похож на бутафорский, приклеенный к мягкой основе. И еще он обнаружил, что рядом с тем местом, на которое приземлился гость, валяется чинарик папиросы. О чем-то этот чинарик говорил. Но о чем? Фризе пытался вспомнить, но не мог. О чем-то очень важном…
— Ты, конечно, знаешь про Закон сохранения материи? — спросил собеседник.
Сыщик приготовился услышать от незваного гостя все, что угодно, но только не вопрос из учебника физики. С физикой и химией у него в школе имелись проблемы. Если честно, учителя «натягивали» ему пятерки по этим предметам, только для того, что бы «не портить общую картину». Но тем не менее он постарался не ударить лицом в грязь:
— Как мне помнится со школьных времен, закон называется несколько иначе.
— И как же он называется, этот закон?
— Закон сохранения и превращения, — не очень уверенно произнес сыщик. — Превращения энергии.
— Значит, сдал экзамен — и вон из головы? Ни разу в жизни больше о нем не вспоминал? Поройся-ка в памяти!
Владимиру словно, кто-то подзатыльник отвесил. Он вспомнил чернее-черного усыпанное звездами небо, бушующее море, услышал басовитый голос ученого собеседника, который, стараясь перекричать свист ветра, рассказывал о том, что Закон сохранения и превращения энергии совсем не так прост, как некоторые недоучки себе его представляют.
Фризе хотел сказать об этом, но гость исчез. А экран поразительно смахивал на аспидно-черное Средиземноморское небо, под которым сыщик прослушал увлекательную лекцию о превратностях судьбы разных видов энергии. На экране телевизора не хватало только россыпи невероятно ярких звезд.
«Ну, артист! — подумал Владимир. — Дал мне время очухаться? Поразмышлять?» — Он незаметно для себя стал относиться к своим «гостям», как к вполне реальным персонажам.
ШТОРМОВОЙ ПЕРЕХОД
Несколько лет тому назад любовница Фризе Берта купила им путевки в круиз по Средиземному морю. Время она выбрала неудачное — ноябрь. Море нещадно штормило, теплоход «Армения», самый щуплый и захудалый в Черноморском пароходстве, угрожающе скрипел и норовил зачерпнуть побольше соленой средиземноморской воды. Пассажиры валялись в своих каютах и блевали. И поэтому в ресторане наслаждались великолепной едой лишь четыре-пять отважных, не подверженных морской болезни гурманов. Фризе приходил в ресторан одним из первых. Но не самым первым. Первым всегда был большой лысый дядька, балагур и анекдотчик, просивший у каждого из оставшихся в строю пассажиров совета, что ему купить на имевшиеся у него доллары. На сорок два доллара. Ровно столько позволила советская власть обменять каждому туристу. Свои сорок два доллара его супруга берегла, чтобы потратить их на острове Мальорка. По слухам, за эти деньги там можно было купить бусы из искусственного жемчуга.
Супруга дядьки-балагура была женщиной необыкновенной толщины. По профессии врач-диетолог. Агрессивное состояние морской стихии и вынужденная диета сильно помогли толстушке: когда после двадцати шести дней круиза потрепанная «Армения» вернулась в Одессу и пассажиры снова увидели врача-диетолога, они ахнули от удивления. С жемчужным ожерельем, в наскоро ушитом платье, она была очень привлекательна. И походила скорее на танцорку из ансамбля Игоря Моисеева, чем на врача-диетолога.
Но в воспоминаниях Фризе дама была проходным персонажем. Сыщика озадачило явное сходство идей, которые пытался развить перед ним «гость из ящика» с теми «откровениями», которые он впервые услышал от ее супруга.
Дядька-балагур первым появлялся в корабельном ресторане и, пользуясь отсутствием супруги, поглощал еду в огромных количествах. Два хороших едока в пустынном ресторане самой обстановкой были просто обречены на знакомство. Лысый крепыш, испросив у Владимира разрешения, пересел за его стол. Он оказался доктором биологических наук, заместителем директора научно-исследовательского института. Звали его Ростислав Игнатьевич.
— Главное достояние нашего учреждения, — с гордостью поведал новый знакомый, — мозг известного революционера. Нас и создавали только для того, чтобы изучать, изучать и изучать этот выдающийся артефакт. Да простит его бывший обладатель, мой цинизм.
От этого доктора наук, — его лысая голова постоянно напоминала сыщику голову «известного революционера», — Фризе и услышал кое-что новенькое о Законе Ломоносова — Лавуазье.
Своими откровениями Ростислав Игнатьевич поделился с Фризе во время ночного перехода из Алжира на Мальорку. Шторм в эту ночь превратился в настоящую бурю. Владимира не оставляло чувство, что это их последний переход и «Армения» вместе со всеми пассажирами вот-вот пойдет на дно. Наверное, похожие мысли занимали и мозг ученого-биолога. А такие моменты всегда
