Книга Феминизмы. Всемирная история - Люси Делап

делает мозаику прочной, а что ее разрушает. Или же выяснить, как мечты и кампании, пространство и среда, эмоции и песни выступают тем «цементом», который придает феминистской политике историческую форму; со временем его прочность слабеет, так что какие-то фрагменты мозаики могут выпасть — и составить новые рисунки.

Метафоры мозаики и беседы придают феминистским дискуссиям положительные коннотации. Но важно удерживать в поле зрения также и свойственные феминизму раздоры, жестокость и напряженность. По замечанию философа-феминистки белл хукс, «женщины могут участвовать и участвуют в политике доминирования — как субъекты и как жертвы»[22]. Примерно в тот же исторический период, когда на первый план вышли «женский вопрос» и феминизм, возникли некоторые основанные на насилии и подчинении глобальные системы — например, империализм, миссионерский и переселенческий колониализм, кабальный труд, национализм. Мир никогда не был местом свободного передвижения для всех. Теперь, в XXI веке, мы можем оценить прошлое феминизма в глобальной перспективе, однако сами герои и героини исторических событий такого преимущества не имели. Историк Мриналини Синха настаивает: глобальная история феминизма не только придает картине множественность — так, что мы начинаем видеть разные «феминизмы»[23]. Наш рассказ о разновидностях феминизма должен учитывать, как это сформулировал Синха, «несходные истории женских движений» — отмеченные соперничеством, конфликтами и борьбой за власть.

Теория, практика и применимость

Чему различные течения феминизма служили в прошлом? Какую пользу можно извлечь из них сегодня? Концепция «применимой истории» предлагает нам способ осмысления прошлого в диалоге с настоящим — такой истории, которая, демонстрируя, как в прошлом формулировались проблемы и организовывались различные кампании, может помочь прояснить актуальные вопросы феминистской стратегии и определить приоритеты в наши дни. Феминистская теория и практика повлияли на распределение домашнего труда, трансформацию воспитания детей и образования, на искусство и музыку, на категоризацию труда и систему вознаграждения за него, на функционирование правоохранительных органов. Мы не намерены утверждать, что история допускает прямые повторы, однако есть смысл в том, чтобы оглянуться на прошлое феминизма и поискать там истоки нынешних проблем. Мы можем задаться вопросом, кто в истории мог относиться к феминисткам, а кто нет. Что же феминизм изменил в положении отдельных людей, обществ и стран?

Размышлять о применимости теорий феминизма к жизненной практике не означает, что его прошлое следует изучать лишь ради вдохновения. Мы также можем прояснить многие нюансы относительно того, как, скажем, в конце XVIII века на феминизм повлияла религия или как в начале XX века государственное строительство породило особые условия для развития женских движений в Китае и на Ближнем Востоке. Применимая история не приступает к прошлому с нынешними мерками. Концепция «применимости» позволяет проследить, как феминизм использовали в риторическом, идейном и практическом отношениях, как он становился частью жизненного мира героев исторических событий[24]. Каждый читатель неизбежно поставит собственные вопросы и сам решит, что для него полезно и удобно. Применимый феминизм обязан быть недоктринерским, допускающим изменения, сохранить свою обусловленность (но не фаталистическую) столкновением прошлого с настоящим.

В прошлом феминизма могут присутствовать аспекты, которые сегодня заставляют нас чувствовать себя неловко. Однако концепция применимости признает необходимость исторического фундамента современного активизма[25]. Феминистки давно уже находятся в странном по отношению к своей истории положении. Желание взбунтоваться, провозгласить наступление новой эпохи и расстаться с грузом прошлого периодически приводит к отказу от идейного наследия матерей и бабушек. Современные феминистки, в чьем распоряжении оказались новые инструменты — например, социальные сети, — могут решить, что кампании #CuéntaLo (исп. «Расскажи») или #MeToo очень отличаются от феминистских кампаний в прошлом. При этом для феминистских движений всегда был важен исторический аспект, иногда отмеченный ностальгией по прошлому. И, лишь оглянувшись назад, замечаешь определенные общие темы, такие как сексуальные домогательства на рабочем месте и на улице, отпор мужскому насилию, безнаказанность и оскорбительно-пренебрежительное отношение к женщине.

Для многих книга об истории феминизма окажется (по крайней мере, отчасти) чем-то вроде интеллектуального приключения. Феминизм всегда был — среди прочего — еще и приглашением всерьез задуматься, как и почему устроено общество, почему у мужчин (у некоторых мужчин) голос громче, чем у женщин, и больше возможностей и власти. Теоретики феминизма осмысляли главные идеи своего времени — и оспаривали представления о либерализме, взгляды на общественный договор, демократическую гражданственность, государство и народ, а также идеи социалистической революции. Феминизм, во многом пересекающийся с анархистской критикой, внес свой вклад в изучение экологии, богословия и критической расовой теории. С расширением в конце XX века доступности высшего образования феминизм почти во всем мире стал неотъемлемой частью науки. Но теория рождалась также и на переднем крае протеста, в момент роста самосознания, в ходе конкретных выступлений и кампаний, и нередко она была нацелена на практику — непосредственное применение в протестной деятельности, а также на достижение ощутимых изменений в жизни конкретных людей.

В последние двадцать лет способы рассказывать об истории изменились, их стало больше. Пышным цветом расцвела «культуральная история». Развиваются новые подходы к изучению (назову всего несколько областей) материальной культуры, пространств, капитализма и эмоций. В этой книге они учтены. Новые подходы выводят историю феминизма за обычные рамки интеллектуального и социального анализа движения. Рассказывая здесь о феминистских движениях двух последних столетий, я не придерживаюсь хронологического порядка: это невыполнимая задача. Вместо этого я наметила несколько новых отправных точек, привязанных к свежим, новаторским подходам к изучению истории. В главе 1 (о феминистских мечтаниях) сделан акцент на литературоведческом и психоаналитическом способе осмысления материала, в рамках которого наши сновидения и их неосознаваемая созидательная работа рассматриваются с должной пристальностью и серьезностью. Глава 2 посвящена теоретическим ресурсам, созданным феминистками в ходе обсуждения того, как понятие патриархата и другие понятия отражают в общественном устройстве устойчивые гендерные модели. Кроме того, оценивается влияние старинных интеллектуальных традиций, например республиканской, и более современных концепций интерсекциональности и сексизма. В главе 3 (меня вдохновил растущий интерес ученых к тому, как место и пространство влияют на общественные движения) рассматривается концепция феминистского пространства. Здесь феминизм осмысляется в связи с местами работы, отправления культа, и я фиксирую историю попыток организовать убежища — безопасное для женщин пространство. В главе 4 я рассматриваю некоторые феминистские объекты. Прежде историки видели в феминизме идеологию, отраженную в лучшем случае в биографиях. В этой главе на первый план выходит материальная и визуальная культура феминизма: политические заявления, демонстрируемые в виде значков и плакатов, а также предметы обихода наподобие книги и шляпной булавки — прозаичные, но обладающие определенной силой воздействия. В главе 5