Книга Смерть в золотой раме - Мария Санти

с ним можно договари- ваться.

Два длинных очкарика стояли в гостиной, у самого основания витой лестницы. Тот, который постарше, запрокинув голову, любовался барочной фреской на потолке. Если принимать во внимание только цветовое решение, у Смородины было полное ощущение, что он оказался в Италии, во дворце какого-нибудь кардинала.

Заметив изумление адвоката, Даня пояснил:

– Это Бубосарский и Пиногриджов. Обычно они работают в стилистике поп-арта, но конкретно в этой работе есть пересечения с колористическими решениями рококо.

«Ну конечно, – подумал Платон Степанович, – Бубосарский и Пиногриджов. Это многое объясняет». Он помнил картину этого дуэта «Праздник урожая». Там, в продолжение античных традиций, на поле трахались. Праздник же. Урожая. Так как с тех времен, когда на полях это делали регулярно и официально, прошло пару тысяч лет, зрителям XXI века казалось, что перед ними что-то новое, оригинальное. Еще у этого творческого тандема была картина с классиками русской литературы, которые позировали в стиле ню, но при этом вроде бы держали себя в руках. Вероятно, второй праздник урожая, с такими знаменитыми участниками, был запечатлен в тайной серии гравюр.

Смородина порой встречался с друзьями на биеннале или крупных европейских ярмарках contemporary art[2]. Как часто в этих помещениях они вспоминали Никиту Сергеевича Хрущева! О, что бы сказал он, путешествуя вместе с ними.

– А давно это нарисовано?

Даниил прыснул от смеха. Его доброе лицо и интеллигентный облик располагали. Даня был хороший мальчик, выглядел он неприлично молодо и носил очки без диоптрий, полагая, что это придает его облику интеллектуальность.

– При муже такого быть не могло. Если бы вы его знали, вы бы не спрашивали. Два года назад он умер, и у Оли началась новая жизнь.

– А у этой росписи есть… кхм… какая-то программа?

Даня помолчал, выдерживая паузу. «Такой молодой, а уже имеет вкус к беседе, к сервировке факта», – подумал Смородина.

– Леля была чужда банальности. Привозила винтажные, коллекционные ткани, заказывала платья, которых ни у кого больше не было. Art de vivre[3]. Таких больше не делают.

– Так смысл есть какой-то?

– Не знаю. Честно говоря, мне не приходило в голову спрашивать.

Платон Степанович с уважением посмотрел на большой портрет хозяйки дома. Он висел на втором этаже, встречая тех, кто поднимался по лестнице. И был хорошо виден отовсюду. Ольга в широком бальном платье стояла на фоне колонны и леса.

– Она была искусствовед, вы же знали? По вечерам училась в МГУ. Она пять книг написала, это очень много. И каких! Ее хвалили и художники, и писатели. У нас есть отзывы уважаемых в мире музеев людей.

– Нет, я не знал. Такая красивая, еще и талантливый интеллектуал.

Тем временем один из миньонов подошел к Вениамину:

– Что за лох?

– Адвокат. Шеф хочет, чтобы он здесь поводил носом.

– Что-то он на серьезного человека не похож.

– Зато жалость у баб вызывает. Они таким все рассказывают. Видишь, он в каких очках? Много читает. А она была писательница.

Смородина рассматривал платье сложного кроя, XVIII или даже XVII века. Но он был в своих обычных очках, в них он не очень четко видел вдаль, а портрет висел высоко. Они поднялись по лестнице. Ага! Справа от Ольги висел кроваво-красный занавес, а слева росло апельсиновое дерево в кадке. Ее победный лик выглядел совершенно бесстрастно. У Смородины возникло ощущение, что он уже был здесь и все это видел.

– Тоже Пиногриджов?

– Нет, что вы! Совершенно другие, и работа кисти, и композиционное решение. С этим портретом, как я слышал, была связана некоторая тайна. Я не знаю автора.

– А тайну?

– Тоже нет.

– Неужели вам не было любопытно?

К ним поднялся Вениамин.

– Простите, был занят, отошел. Даниил, это Платон Степанович Смородина, лучший московский адвокат в деле урегулирования споров. Он помогает Александру Сергеевичу. Мы вам будем признательны, если вы расскажете ему про обстановку в доме.

Даниил дружелюбно уточнил у Смородины:

– Вы хотите допросить меня под протокол?

– Нет. Речь об обычной человеческой беседе. Есть некоторые вопросы относительно завещания, мы хотим выяснить, не оказывалось ли на Ольгу Иосифовну какое-то нездоровое влияние.

Вениамин, кстати, не обращал никакого внимания на фреску. Хотя она была огромна и удиви- тельна.

– Не знал, что ваш интерес профессионален, – хмыкнул Даниил. – Вы больше похожи на книгочея, я думал, вы по душу местной библиотеки. Честно говоря, там что-то было про жизнь, спрятанную в портрете. Леля любила тайны. Спросите в колхозе.

– Где? – удивился Смородина.

– Извините. Внутрисемейное прозвище, она на него, конечно, не откликается. Честно говоря, сейчас вылетело из головы, как ее зовут. Я с ней иногда пересекался. Толстая такая. Тоже была на дне рождения. Культуролог или искусствовед.

– Татьяна, – уточнил для Платона Степановича Вениамин.

Итак, картина последнего ужина начинала проясняться. На нем присутствовала неприятная Даниилу культуролог из колхоза. Они еще немного поболтали о жизни в большом доме, Даниил показал Платону Степановичу свою комнату. После их уединение нарушил один из миньонов, который с хищной улыбкой предложил Дане большую картонную коробку для вещей. Смородина спустился вниз к Вениамину. «Такая стать, – думал он про Даниила. – Молод и прекрасен. Вся жизнь принадлежит ему».

– Если я правильно помню, это родственник, но не наследник?

– Дальний родственник мужа, – ответил Вениамин. – Не наследник совершенно. Бизнесмен.

Смородину не удивила четкость и скорость выдачи характеристики. Он понимал, что и на него, в нед- рах микроимперии Александра, уже заведена карточка, если не папка. Вероятно, электронный документооборот существует, но, пожалуй, все еще и дублируется на бумаге. Он живо представил себе, как Вениамин вносит в кабинет Кощея бумажные папочки. Его больше удивило, что главминьон не обращает никакого внимания на фреску. Он вел себя так, как будто ее просто не существовало. Платон Степанович вспомнил строки Пелевина про то, что свинья не знает, как выглядит небо, потому что из-за строения шеи не может поднять го- лову.

В комнатах мужа Ольги было множество вещей разного характера и, как сказал бы Горький, одинакового назначения: мешать человеку свободно двигаться. Это был настоящий военный склад. Огнестрельное оружие, холодное оружие, антикварное оружие, каски, шлемы с перьями. Было ощущение, что хозяин этой коллекции со дня на день ждал решающей битвы со всей мировой историей.

– Александр Сергеевич не приедет?

– Он вообще не приедет, у него очень много работы.

Но Александр не производил впечатления загруженного делами человека. По крайней мере, книги Ольги он читал, раз называл себя их поклонником. Смородина скорее поверил бы, что у него противоположная проблема – куда девать время между