Книга Шпионский берег - Тесс Герритсен

сбежать.

Потому что они ожидали, что я буду именно там. Быть предсказуемым — это всегда первая ошибка.

На моем телефоне раздается звуковой сигнал.

Я опускаю взгляд на экран, и то, что я вижу, заставляет меня нажать на тормоза. Я съезжаю на обочину и смотрю на изображения. Это видеозапись с моей системы безопасности. Кто-то только что вошел в мой дом.

Я могла бы позвонить в местную полицию, чтобы она отреагировала, но они наверняка зададут вопросы, на которые я, возможно, не захочу отвечать. В полицейском управлении Пьюрити работают всего шесть штатных сотрудников, и до сих пор у меня не было никаких причин взаимодействовать с ними. Я хочу, чтобы так и оставалось, даже если это означает, что мне придется справляться с возникшей ситуацией самостоятельно.

Я выезжаю обратно на дорогу.

Когда я проезжаю мимо колоннады сахарных кленов и останавливаюсь перед своим фермерским домом, мой пульс уже несётся галопом. На мгновение я остаюсь в своем грузовике, глядя на крыльцо. Ничто не выглядит необычным. Входная дверь закрыта, а лопата для снега лежит там же, где я ее и оставила, прислонившись к стопке дров. Злоумышленник хочет ослабить мою бдительность, заставив поверить, что все в порядке.

Я сыграю по его правилам.

Я вылезаю из грузовика и несу мешок с картошкой и корм для цыплят на крыльцо. Там я бросаю их, позволяя им приземлиться с громким стуком. Когда я достаю ключи от дома, каждый нерв ощущается чрезвычайно настроенным, усиливающим каждое ощущение. Шелест ветвей дерева, поцелуй холодного ветра на моей щеке.

Я замечаю, что нить накала на моем дверном косяке сломана.

Это такая примитивная тактика в наш электронный век домашнего наблюдения, но цифровые системы могут выйти из строя или быть взломаны. За последние несколько месяцев я стала беспечна, не всегда утруждая себя закреплением этой нити, тонкой, как паутинка, но то, что я услышала сегодня утром в доме Лютера, заставило меня возобновить эту предосторожность.

Я отпираю дверь и толкаю ее ботинком, и в поле зрения появляется прихожая. Мои ботинки выстроились в ряд под скамейкой, пальто висят на крючках. Пол зернистый от въевшегося песка и грязи. Пока все выглядит нормально. Слева от меня находится гостиная. Я заглядываю в дверной проем и вижу диван, кресла с подголовниками, сложенные дрова у камина. Незваного гостя не видно.

Я поворачиваю направо и захожу на кухню, стараясь не наступать на половицу, которая неизменно скрипит. Я вижу свою кофейную чашку и тарелки из-под завтрака в раковине, кожуру грейпфрута в ведре для компоста. Рассыпанные гранулы сахара искрятся на столе. Все так, как я оставила, за исключением одной вещи: запаха незнакомого шампуня.

Проблемная половица скрипит у меня за спиной. Я поворачиваюсь лицом к незваному гостю.

Она молода и гибка, и двигается с легкой грацией спортсменки. Чуть за тридцать, с прямыми черными волосами и прямой челкой, темными глазами, славянскими скулами. Она кажется на удивление невозмутимой, несмотря на то, что дуло моего "вальтера", который я ношу с собой с момента моего утреннего разговора с Келли, теперь направлено ей в грудь.

— Привет, Мэгги Берд, — говорит она.

— По-моему, мы раньше не встречались.

— Почему вы выбрали именно это имя?

— Почему бы и нет?

— Дайте-ка я угадаю. Птица, в смысле "свободна, как птица”?

— Может же девушка помечтать.

Она выдвигает стул. Садится за мой кухонный стол и небрежно смахивает в сторону гранулы сахара, которые я рассыпала за завтраком, похоже, ее не волнует, что я на расстоянии от одного нажатия на спусковой крючок, чтобы разнести ее в пух и прах. — В этом и в самом деле нет необходимости, — говорит она, кивая на мой "вальтер".

— "Это я решу сама. Прямо сейчас я смотрю на человека, который вошел в мой дом без приглашения. Я понятия не имею, кто вы такая и почему вы здесь.”

— Пожалуйста, моё имя Бьянка.

— Настоящее или вымышленное?

— Разве это имеет значение?

— Полиции понадобится имя трупа.

— О, я вас умоляю. Я здесь, потому что у нас проблема. И нам бы не помешала ваша помощь.

Мгновение я смотрю на нее, отмечая расслабленные плечи и длинные стройные ноги, теперь лениво скрещенные. Она даже не смотрит на меня; вместо этого она небрежно ковыряет заусенец.

Я сажусь напротив нее и кладу свой "вальтер" на стол.

Она бросает взгляд на пистолет. — Да, я понимаю, почему вы чувствуете необходимость иметь при себе оружие. У вас репутация человека, не доверяющего людям.

— У меня есть репутация?

— Поэтому они и послали меня. Они подумали, что вы сочтете женщину менее угрожающей.

— Если вы вообще что-то знаете обо мне, то вы также должны знать, что я давно вышла из игры. Я выращиваю цыплят. Мне нравится быть птицеводом.

На ее губах даже не дрогнуло подобие улыбки. У нее нет чувства юмора, она говорит только по делу, женщина на задании. Агентство явно улучшило свою работу по подбору персонала с тех пор, как я у них служила.

— Я не знаю, зачем они послали вас, — говорю я. — но теперь, когда вы меня увидели, вы знаете, что я уже не в расцвете сил, и к тому же я заржавела. Я больше не заинтересована в том, чтобы выполнять для них какую-либо работу.

— Вам за это заплатят.

— У меня вполне хватает денег для жизни.

— Заплатят весьма существенные деньги.

Я хмурюсь. — В самом деле? Это не похоже на моего бережливого дядю Сэма.

— Это задание будет иметь для вас особое значение.

— Я по-прежнему не заинтересована. — Я встаю со стула, и хотя от быстрого подъема у меня ноет колено, я слишком горда, чтобы позволить ей услышать мой стон или увидеть, как я гримасничаю.

— Я провожу вас до двери. Скажите им, что в следующий раз, когда они пришлют кого-нибудь поговорить со мной, пусть этот человек постучит в мою дверь, как это сделал бы любой нормальный посетитель.

— Диана Уорд исчезла с радаров.

Я замираю. Мгновение я просто смотрю на нее, пытаясь прочесть выражение ее лица, но все, что я вижу, — это холодная невозмутимость и совершенно ничего не выражающее лицо.

— Она жива или мертва? — спрашиваю я.

— Мы не знаем.

— Где её видели в последний раз?

— Физически? В Бангкоке, неделю назад. С тех пор она исчезла, а ее мобильный телефон замолчал.

— Она уже много лет на пенсии. Ушла из Агентства вскоре после меня. Почему вас так волнует, где она сейчас?

— Мы беспокоимся о ее благополучии. На самом деле, мы беспокоимся обо всех,