Книга Аптекарь в СССР - Алексей Турков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это такое? — вдруг спросил парня доктор, тукнув пальцем в стул.
Попаданец на автомате ответил:
— Стул.
— А это?
— Окно.
— Ну вот, мозги у пациента работают. Лечение проходит нормально. Ладно, будут тебе таблетки!
На ужин принесли жидкий чаек, кусок белого хлеба и кашу-размазню прямо в палату. На такой диете и ноги протянешь! Нужен чистый белок, чтобы и мышцы железом наливались и стальной стояк присутствовал. Но все равно все емкости стремительно опустели. Еда — и есть еда, набор питательных веществ. Некоторые вон тараканов и саранчу едят, и ничего, довольны.
А вот с полученной таблеточкой повезло. Все сработало как надо. Накопленная энергия начала нагревать зажатое в кулаке лекарство. Каким-то шестым чувством парень знал как усилить лечебный эффект, и как снизить негативные примеси. В течении получаса зажатая в кулаке таблетка трансформировалось в лекарство убойного воздействия. Бинго! Проглотив ее, Ваня почувствовал себя намного лучше и принял это как должное. Конечно, с одной таблеткой можно справиться вручную, а вот для партии из ста и более таблеток без лаборатории не обойтись.
Проснулся Ваня рано. Вокруг тишина. Восстановление более 33 % Убедившись, что опасности нет, парень решил посетить удобства. На соседней койке лежащий мужик с забинтованной головой укоризненно посмотрел, но не стал ничего говорить. Так ноги ходят, хотя пока немного пошатывает. Дверь туалета была снабжена убойной пружиной, толщиной в половину пальца и явно скопированной с мышеловки, пусть и в увеличенном виде, но почти в масштабе.
Сделав свои дела, Ваня полюбовался в мутном зеркальце на свое отражение. Из зеркала на него смотрел маленький темноволосый подросток лет 14, очень худой и нескладный, которому еще и бриться не надо. Явно не красавчик, но молодость есть молодость.
В коридоре внимание паренька привлекли многочисленные больничные плакаты: «Пейте рыбий жир», «Отдыхайте в профсоюзных санаториях», «Вступайте в добровольное общество помощи красному кресту и полумесяцу» и «Советский паралич — самый прогрессивный в мире!» Сразу повеяло советским духом. Здешние реалии отнюдь не бодрили. Особенно наводил на грустные размышления гордый лозунг: «В СССР медицина ничего не стоит». Вот так-то.
Нырнув в постель, Ваня понял, что раз что-то ничего не стоит, значит оно и не ценится. И нет никакого смысла тут производить чудо-лекарства. Их даже не запатентуют, а просто подарят разным халявщикам — неграм, как разработанную вакцину от полиомиелита. А как же отбить расходы на многомиллионные исследования? Все впустую.
Кому надо, те поедут лечиться за границу, а тут останется выжженная земля. У нас же как привыкли лечить? Цигель, цигель ай люлю! Пропустить больных побольше, чтобы вышло подешевле. А в результате, еще основоположник В. И. Ленин в переписке с М. Горьким отмечал низкую квалификацию большевистских врачей, утверждая, что в 99 случаях из ста эти товарищи — ослы и лечится нужно непременно за рубежом. В Италии или Швейцарии. И что изменилось? Ничего… Полы паркетные — врачи анкетные.
Никому ничего не нужно! Значит и Ваня не станет производить чудо-таблетки исцеляющие все болезни и восстанавливающие молодость, красоту и здоровье. Очень ему надо за три рубля корячится. Кому такая жизнь нужна?
Кроме того, не забываем, что реальным лекарственным миром правят буквально 5–7 крупных транснациональных фармацевтических концернов, и именно они «делают погоду» на рынке в целом. Вряд ли акционеры этих компаний, типа Pfizer или Glaxo, будут счастливы пропустить в свет «чужую» универсальную таблетку от всех болезней. Тут сразу голову оторвут, и скажут, что так и было.
Так что лечить он будет только по знакомству и очень редко. А то еще прихватят и постараются или припахать, или же посадить. А лечить старого пердуна Брежнева или Андропова… Ну его нафиг! Пусть с ними лучше академик Чазов корячится. Он их быстро определит… на два метра в землю. А попаданец будет работать с сопутствующими товарами. Лечебными ликерами и восстанавливающими кремами. Тут и деньги можно поиметь и общаться гораздо приятнее с здоровыми людьми, у которых все хорошо, чем с больными, у которых вечно один негатив.
Первый визит к Ивану был не родителей, а следователя. Боже мой! Какие до боли знакомые лица! Этот работник милиции сильно смахивал на моржа. Он был толстоват, лысоват и обладал такими же по форме усами как и это ластоногое. Но пахнул этот двойник моржа весьма хорошим парфюмом. И это посещение приятным Иван бы не назвал. Следователь сразу начал его давить, словно серый волк козленочка.
— Следователь Сычев. Ну рассказывай скорей как ты до жизни такой докатился?
Глазки следователя Сычева хитро улыбались и он явно смаковал текущий момент. Спесивый болван, явно считающий всех, кто ниже его по социальной лестнице, грязью и тротуарным плевком
— Саблин Ваня. Не понимаю о чем это Вы?
— Ты мне свои увертки брось! У меня все материалы собраны, что ты на лестнице попытался напасть на учащегося Ларина, а когда тот увернулся, то ты, не рассчитал своих сил и покатился по лестнице. Это же подтверждает и учащийся Лосев и другие ребята. Все так? А это — злостное хулиганство. Статья двести шестая, часть два. До пяти лет. Подписывать документы с повинной будем? Тогда я все замну. Отделаешься легким испугом.
Вот же сученок! Долбоособь! Цепной пес режима! Урою! В попаданце закипела холодная ярость. Эта тварь даже не уподобилась сделать вид, что ведет объективное расследование несчастного случая в школе, чуть было не повлекшего за собой смерть ученика. Сразу состряпал дело на потребу партократа Ларина-старшего, в котором извратил факты так, что Ваня же во всем и оказался виноват. Берут все. И не только деньгами. Услугами. Помощью. А дельный дознаватель все ходы-выходы прекрасно знает. И может повернуть любое дело так, как ему захочется. Беспредел, без сомнения. Да, это не Анискин, совсем не Анискин! Интересно тут девки пляшут…
И действительно, в тесном юридическом мире, где известно друг о друге больше, чем в какой-либо другой профессиональной среде, все знали, что Сычев был послушным следователем. Именно это качество легло в основу его стремительной карьеры и обещало ему дальнейшее продвижение по службе. Ведь послушание — очень ценное качество в глазах тех, кто занимается расстановкой кадров. На аппаратном языке это свойство называлось здесь «зрелостью» и «умением ориентироваться в обстановке». Самому же Сычеву нравилось внушать страх и он умел это делать. Он «колол» самых отпетых бандитов, чем и был печально известен в северных тюрьмах, колониях и пересылках.
— Все было с точностью наоборот, — начал оправдываться вселенец в тело Саблина, искренне пожалевший местное правосудие и его жертвы. — Это как раз Ларин вместе с Лосевым столкнули меня с лестницы. Вся школа это видела. А у вас какая-то ерунда написана. Такое только с пьяну можно сочинить.
— Ты еще и клевещешь? Смотри! У тебя характеристика в школе не очень, я уже проверил. А вот Ларин, которого ты обвиняешь, на хорошем счету.
— Еще бы с его то папашей!
— Да как ты разговариваешь с представителем правоохранительных органов? Щенок! Да ты у меня по малолетке в колонию загремишь!
— Чем больше с вами общаюсь, тем больше удивительных вещей слышу!
Часть больных еще пребывала в отключке, но большинство, привлеченные этой склокой, уже грели уши. Еще бы, такой бесплатный цирк!
Все, хватит представлений! Разговаривать с этим идиотом бесполезно. Его развязная манера речи и обвинительные слова, по видимому должны были вызывать внутренний трепет у опрашиваемых. Возможно этот метод работал с тем кругом лиц, с которым Сычев привык иметь дело. Но с ним — нет.
Кто не с нами — тот против нас! Понятно, что Ларины младший и партократ-старший, следователь Сычев, Лось — все это мерзавцы первостатейные. Кандидаты как сорняки на прополку. Отбросы общества! Помойка! Земля чище будет, если таких подонков на ней не станет. Вот ведь человеческий мусор! Хорошие люди мрут как мухи — от болезней, в катастрофах, просто не выдерживает сердце. А эти
