Книга Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Филипп Дуайер

что исторический уровень сексуального и физического насилия над детьми снижается. Это еще один пример проявления насилия, ужасные масштабы которого были обнаружены и задокументированы лишь недавно. Что можно сказать с определенной долей уверенности, так это то, что преступные элементы, в том числе распространяющие язык вражды и террористическую пропаганду, получили возможность использовать Интернет в геометрической прогрессии таким образом, что в основном избегают большинства форм преследования. Однако его нельзя исключить из всеобъемлющего учета насилия в наше время.

 

Интерпретация истории и насилия

Еще одно возражение против истории Пинкера заключается в том, что он одинаково относится ко всем злодеяниям прошлого, как будто единственное, что имеет значение, - это количество погибших. Эти злодеяния, во всем их огромном разнообразии, вырваны из определяющего их исторического контекста, и ни период, в который они происходили, ни окружающие культурные условия не принимаются во внимание. Мэтью Ресталл в своей главе о насилии коренного населения Америки в этом сборнике указывает, что слишком известное утверждение о том, что ацтеки приносили в жертву по сорок человек в день в ходе кровавых публичных ритуалов, является нелепостью, а давнее религиозное значение человеческих жертвоприношений в мезоамериканских обществах полностью игнорируется. Пинкер даже анализирует в столь же упрощенных терминах исторические события, с которыми читатель, как правило, знаком гораздо лучше. В пропорциональном отношении Вторая мировая война, по мнению Пинкера, была девятым самым смертоносным конфликтом всех времен, в то время как арабская работорговля и атлантическая работорговля занимают 3-е место в его хит-листе всемирно-исторических злодеяний.

Сравнение далеких и очень разных временных периодов не только проблематично в целом - вспомним отказ Пинкера рассматривать современное рабство именно на этом основании, - но и не учитывает важнейшие исторические условия и обстоятельства, окружавшие эти два совершенно разных события. Вторая мировая война пришлась на концентрированный шестилетний период второй четверти ХХ века в Европе и на Дальнем Востоке, в течение которого разворачивались катаклизмические события, ставшие Освенцимом, Дрезденом и Хиросимой. Атлантическая работорговля триангулировала Западную Европу, Африку к югу от Сахары, Северную и Южную Америку и прибрежные районы Карибского моря. Она продолжалась сотни лет, и ее главным мотивом была экономическая выгода. Никакие два исторических события не могут быть равноценными, но Вторая мировая война и атлантическая работорговля - это, безусловно, яблоки и апельсины. Если мы хотим оценить глубину и значимость того или иного события, связанного с массовым насилием, то простое сравнение количества погибших противоречит логике. Неприятно также обнаружить, что некоторые события, например гибель людей в мировых войнах ХХ века, оцениваются относительно мирового населения, в то время как уровень смертности в ходе военных действий в негосударственных и государственных обществах не оценивается.

Безусловно, уровень убийств в прошлом, насколько он известен, является одним, но только одним из показателей интенсивности и ужаса того или иного события. Холокост служит ярким примером. Поразительно, но Пинкер не считает нацистский геноцид центральным или даже значимым событием в развитии долгосрочного человеческого насилия, скрывая это злодеяние в цифрах мирового населения. Десять или одиннадцать миллионов человек, убитых в нацистских концлагерях в течение всего нескольких лет, могут показаться не такой уж большой долей населения Земли. Холокост приобретает совершенно иной смысл, если рассматривать его в пропорции к населению Центральной и Восточной Европы. Хуже того, Пинкер утверждает, что "гемоклизм" - странный термин, который Пинкер позаимствовал у самопровозглашенного "атроцитолога" Мэтью Уайта для обозначения мировых войн середины ХХ века, - был "случайностью". Да, случайностью, частью случайного распределения войн, которые каким-то образом были исключением из правил. Помимо того, что такая точка зрения крайне оскорбительна, ученые из разных областей знаний могут с ней не согласиться. Вот, например, социолог Синиша Малешевич:

Жертвами межгосударственного насилия в ХХ веке стали более 120 млн. человек, что составляет около двух третей всех погибших в войнах за последние пять тысяч лет на нашей планете. Проще говоря, за последние сто лет мы, современные люди, убили в двадцать два раза больше людей, чем наши предшественники за 4900 лет. Таким образом, современная эпоха - это настоящая эпоха массовых убийств.

Некоторые из лучших мыслителей последних семидесяти пяти лет пытались осмыслить моральный смысл этого события массового государственного насилия над мирным населением. Для Пинкера Холокост - это лишь статистико-историческая аберрация.

Однако это еще не все. Всеобъемлющее повествование Пинкера основано на тезисе немецкого социолога Норберта Элиаса, названного "цивилизационным процессом". Суммировать сложный тезис в одном предложении было бы несправедливо по отношению к Элиасу, который играет решающую роль в тезисах Пинкера, как для объяснения снижения уровня насилия, так и для передачи общего ощущения "морального прогресса". Но, как показывают в своей главе Дуайер и Робертс-Педерсен, Элиас - это не тот неслыханный ученый, которого Пинкер приписывает себе за то, что он вытащил из безвестности. Мало того, что Элиас вдохновил целое поколение ученых, создавших целый корпус работ, большая часть которых, похоже, прошла мимо головы Пинкера, так еще и "цивилизационный процесс" в качестве теоретического объяснения совершенно некритично используется Пинкером для поддержки своей интерпретации насилия в истории человечества.

Отметим две проблемы. Во-первых, одна из самых серьезных критических замечаний в адрес "цивилизационного процесса" Элиаса, которая также была направлена против Пинкера, заключается в том, что он ориентирован на Запад. Когда Пинкер говорит о мире, он, как правило, имеет в виду западные промышленно развитые страны. Истории остального мира, как ясно показывают работы Майкла Верта, Нэнси Колман и Эрика Вайца, не следуют по однолинейной траектории Пинкера. Они являются символом более серьезной проблемы, заключающейся в том, что схема Пинкера не работает для незападных частей земного шара. Во-вторых, ученые, использующие "цивилизационный процесс", всегда исходили из того, что насилие и цивилизованность взаимоисключают друг друга и являются диаметрально противоположными силами. История говорит нам, что это просто не так, и примером тому может служить СС. Руководители айнзацгрупп, специальных мобильных отрядов убийц на Восточном фронте во время Второй мировой войны, ответственные за гибель от 1,5 до 2 млн. человек, были высококультурной, высокообразованной элитой в рядах нацистской партии. Глядя на биографии этих людей, трудно понять, как люди вроде Пинкера могут утверждать, что "цивилизованность" ведет к снижению уровня насилия.

Можно ли объяснить эти различия в трактовке истории главным образом различием перспектив? Возможно, в какой-то степени. Вопрос о том, считаем ли мы, что общество лучше или хуже, чем раньше, более или менее жестоко, чем в прошлом, - это, в конце концов, классический вопрос "стакан наполовину полон или наполовину пуст". Однако в недавней статье, опубликованной в Proceedings of the National Academy