Книга Венский вальс - Евгений Васильевич Шалашов

А чего мелочиться? Пусть товарищ Троцкий не только мировую революцию делает, но и вселенскую.

— Это ты так сейчас издеваешься, да? — прищурился Блюмкин, хотя из-за синяков глаза и так превращены в узенькие щелки. — Слышь, Кустов, я за мировую революцию и за товарища Троцкого кому хошь кадык вырву, понял?

Вишь, какой он суровый. Этак половина населения станет без кадыков ходить. Может, для начала его собственный кадык вдавить? Но лупить Яшку отчего-то расхотелось.

— С чего ты взял, что я издеваюсь? — почти искренне удивился я.— Если во Вселенной есть жизнь, а она должна быть, то есть и социальная несправедливость. Поэтому надо устроить вселенскую революцию, чтобы всех сделать равными.

— Слушай, Кустов, а ты не дурак, — улыбнулся остатками невыбитых зубов Блюмкин. — Пожалуй, напишу я, что бронепоезд может одолеть пространство, способен домчаться до звезд, чтобы принести идею товарищей Маркса и Троцкого инопланетным товарищам. Но начнем мы с Луны. Утвердим красный флаг на спутнике нашей планеты!

— А Луну надо превратить во всепланетную здравницу, — предложил я.

— На Луне атмосферы нет, дышать нечем, — проявил Яшка познания в астрономии.

— Дышать можно в скафандре специальном, как водолазы дышат, — пожал я плечами. — Зато на Луне гравитации почти нет, ходить по ней очень легко. Пусть там тот народ отдыхает, что на гражданской ранения получил. Ладно, — спохватился я, решив вернуться к главной теме. — Рассказывай, чего во Франции-то забыл? Или приехал сюда очерк для «Огонька» писать?

— Угадал, — хохотнул Блюмкин. — Только не очерк, а целую серию очерков. Хочу, понимаешь ли, проехать по тем местам, где товарищ Троцкий бывал, дома осмотреть, в которых он жил. Хорошо бы с каждого дома фотографии сделать. С Франции начну, а потом в Испанию надо съездить, в Швейцарию. А еще в Англию. В Лондоне товарищ Троцкий с Лениным познакомился.

— Ты собираешься написать очерки — по троцкистским местам? — догадался я и присвистнул. — Долго же тебе Яша придется ездить. Товарищ Троцкий и в Соединенных Штатах побывал.

— Так время-то у меня еще есть, — сказал Блюмкин. — Очерки на следующий год должны выйти, аккурат к пятой годовщине пролетарской революции. А в октябре мы еще и целую книгу издадим. С рисунками, фотографиями и моими рассказами. Но лучше я серию назову — начало революционного пути товарища Троцкого.

— А в Мексику ты не собираешься? — невинно осведомился я. — Лев Давидович в Мексике пока не бывал, но кто знает, может еще и побывает.

Мне тут вспомнился Рамон Меркадер и ледоруб... Но это в перспективе, а может, не будет ни того, ни другого.

— Не-а, в Мексику не поеду, — отмахнулся Блюмкин. — Ежели товарища Троцкого там не было, чего там делать? На кактусы тамошние смотреть?

— Ясно, — хмыкнул я.

— А ничего тебе не ясно Кустов! — произнес Блюмкин тоном победителя. — Главное-то даже не это. Главное — все здания, где товарищ Троцкий бывал, сфотографировать, на особый учет взять. Мы потом, после победы мировой революции, на них специальные памятные доски повесим, чтобы все будущие коммунисты, перед тем, как в партию вступить, по этим местам проехали. Чтобы лично прикоснулись к тому, через что прошел Лев Давидович.

Путь по святым местам имени товарища Троцкого. Старое паломничество на новый лад. М-да, дела.

— Так тогда сначала их надо в тюрьму отправить, чтобы посидели годик-другой, по этапу в Сибирь сводить, а уж потом по Европам таскать, — предложил я.

— Кустов, ты не передергивай, — сурово сказал Блюмкин. — Нет такой надобности, чтобы молодые коммунисты в тюрьме сидели, да по этапам ходили. А вот в Европу съездить — вполне можно.

— Может, мы с товарища Ленина начнем? Все-таки, он вождь мирового пролетариата, да и в Америке не бывал, будет попроще, — спросил я, рассчитывая, что Яшка сейчас скажет, что по сравнению с Троцким товарищ Ленин мелковат. Но нет, Блюмкин ответил другое:

— О товарище Ленине разговоров нет. Но его памятными зданиями и биографией целая группа должна будет заниматься, а здесь я один.

Я помолчал. Елки-палки, а ведь версия Яшки Блюмкина вполне правдоподобна. К пятой годовщине октябрьской революции много мероприятий планировалось, но не все провели. Но до паломничества по местам «трудовой славы» отцов-основателей не додумались, равно как и до мемориальных таблиц в европейских городах. Умеет же Яшка Блюмкин прогнуться, умеет.

— Понял, — кивнул я. Поднявшись на ноги, кивнул на бутылку. — Можешь допить, потом в торгпредство придешь, мы тебе паспорт вернем. Да, и деньги еще, что мы у тебя вчера изъяли, все двести франков.

— Как двести? — всполошился Блюмкин. — Думаешь, я вчера к тебе пришел, чтобы на твою рожу посмотреть? Ты мне денег дать должен, не меньше десяти тысяч франков. А на что я в Швейцарию поеду, не говоря уже об Америке?

— Яков, ничего я тебе не должен.

— Ты что, товарища Троцкого не уважаешь?

— Блюмкин, я тебя не уважаю, — сказал я, уходя от прямого ответа, но сказав при том чистейшую правду. — Я тебе один раз помог, хватит. Привезешь мне приказ от товарища Ленина или постановление Политбюро — будут деньги. А так — до свидания. Паспорт и прочее, как уже говорил, возьмешь в торгпредстве, у охраны, но если я тебя еще раз увижу — в полицию сдам.

Оставив Блюмкина на набережной, благо, Сена и не такое видела, немного полюбовался собой — оставил половину бутылки, а мог бы и по башке дать, ушел к машине и спустя некоторое время уже был в торгпредстве. У нас тоже рабочий день подошел к концу, и народ потихонечку стал разбредаться — кто поправить голову, кто просто погулять.

Мне уже давно коллеги намекали, что неплохо бы как-то разнообразить быт. Например — выдавать не только суточные, но и квартирные, чтобы работники торгпредства могли снимать квартиры или комнаты. С одной стороны, я все понимаю — осточертело двадцать четыре часа в сутки видеть перед собой одни и те же рожи, отсюда и неизбежные склоки и скандалы. Ситуация даже похуже, нежели в коммуналке. Там хотя бы соседи на работу уходят, а не трутся задницами друг о друга. И туалетов всего три, ванная только