Книга Узники мира снов - Таня Нордсвей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пока она расслабилась, подготавливая тело к схватке. Мысли хаотично проносились в голове. Она пыталась вспомнить хоть что-то, за что можно было уцепиться. Тщетно. Девушка не помнила, кто она. Ненавистная пустота. И непробиваемая стена внутри ее мозга, скрывающая это знание.
Девушка была готова взвыть, но сдержалась. Она чувствовала, что этот заслон скрывает информацию о ней. Но не знания о мире, в котором она жила. Именно это Рэйна попыталась выманить, как голодного котенка, из своего разума. И знания откликнулись на ее зов.
Девушка помнила запахи трав, ощущения от бега, сказки, которыми пугали детей перед сном. А потом она вспомнила то, что вряд ли можно было встретить в ее мире: огромные костяные врата. Воспоминание затянуло ее, и девушка снова увидела их как наяву: ворота были неестественно громадными и утопали в белом тумане. Липком и пахнущем гнилью. Там, где землю не укрывал туман, пустыми глазницами в небеса смотрели черепа. Чем дальше она шла, тем ближе становились ворота. Туман отступал к видневшимся вдали темным деревьям.
Вся земля вокруг была усеяна белыми гладкими костями и черепами: человеческими и звериными. Под ногами хрустело. Костяные ворота внезапно оказались прямо перед ней, давя своим присутствием. За ними – лишь пустота.
Девушка вынырнула из воспоминания. Голова кружилась, а во рту ощущался вкус пепла. Она подтянула ноги к груди и обхватила колени руками.
Она помнила, как прошла через врата. Через границу жизни и смерти. И знала, что являли собой эти ворота. Конец. Рэйна находилась в худшем из своих кошмаров – в царстве Мертвых. О нем в мире Живых ходили поразительные легенды.
Королевство Снов и Кошмаров – так его прозвали в народе. Люди шептались, что только там можно обрести истинный покой. Мелас, царство Вечности – другие его названия, но менее поэтичные. Попав сюда, забываешь себя и свою прежнюю жизнь. Либо твоя душа находит покой, либо ты будешь обречен на вечные страдания.
Наверное, она их заслужила, раз оказалась здесь.
Девушка заскрипела зубами. Она помнила полный людей зал и старуху, вырвавшую ей сердце. Она отомстит за это. Отомстит за все.
Оглядев лохмотья, которые висели на ней грязными лоскутами, Рэйна заметила кое-что необычное. Тряпка на ее плече превратилась в золотой браслет, на котором отпечатались какие-то номера. Они не особо ее заботили, однако ей не понравилось, что тело сдавливает какая-то непонятная штука. Также на левом запястье обнаружилась татуировка в виде тонкого полумесяца. Еще одно вмешательство в ее тело, не согласованное с ней. Девушка фыркнула.
А затем, неожиданно для себя, погрузилась в полудрему.
Ее разбудило вежливое покашливание, раздавшееся неподалеку.
От этого звука Рэйна тут же вскочила на ноги, приготовившись выцарапать нежданному гостю глаза. Однако мужчина, сидевший за светлым столом на белоснежном стуле, спокойно отреагировал на этот жест. Казалось, будто так и должно быть. Но она считала иначе. А желание наброситься на него, стоило ей его узнать, возросло еще больше.
Его белые, как первый снег, волосы практически сливались со стенами ее клетки. Снег? На мгновение девушка застыла, прокручивая в голове воспоминания и ассоциации. Зима. Холод. Снег. Она практически чувствовала на коже покалывание мороза и запах хвои. И все было прекрасно, пока она не вернулась в действительность. Туда, где незнакомец сидел и откровенно ее рассматривал.
Рэйну снова наполнила злоба, когда она взглянула в его чистые голубые глаза. Девушка вспомнила вспышку боли в тот момент, когда он ее ударил.
Мразь. Животное. Она его ненавидела.
Тем временем мужчина кивнул на второй стул рядом с ней, предложив девушке сесть. Он был одет как в их первую встречу. В темно-синий камзол, расшитый ниткой цвета слоновой кости, и высокие черные сапоги, начищенные до блеска. Его кожа на контрасте с белым казалась темнее, нежели тогда, у озера.
Он откинулся на спинку стула и выжидающе уставился на нее, закинув ногу на ногу. Вот только теперь на нем была маска: выкованная из железа, она закрывала его шрам и добрую половину лица. Девушка на секунду задумалась, на что же ей было бы приятнее смотреть: на его лицо со шрамом или маску со скалящимися клыками? Но почему ее это беспокоит? Ведь ей должно быть все равно…
Рэйна пнула ногой стул – тот отлетел в другой конец комнаты, ударившись об стену. После этого девушка демонстративно осталась стоять напротив мужчины, упершись руками в стол. Она смотрела прямо ему в глаза.
– Что вам нужно? – процедила она, ловя малейшее движение мужчины, словно готовая к броску кобра.
Но тот не двигался. Лишь не мигая смотрел на нее. Глаза в глаза.
Прошло несколько секунд. Потом из-под маски донесся голос, совсем немного похожий на человеческий:
– Я бы хотел с тобой поговорить. И заодно извиниться за то, что пришлось тебя ударить. Сама бы ты не отдала Таркалион, верно?
Девушка зашипела ему в лицо:
– Мне не нужны твои извинения, червяк. Верни то, что принадлежит мне. И тогда, возможно, я об этом забуду. Но не гарантирую.
Мужчина засмеялся, откинувшись на спинку кресла. Его смех был похож на скрежет камня о камень. Возможно, дело было в маске. Она помнила, что его голос у воды был другим – более мягким и красивым. Мужчины с такими голосами часто сводили девушек с ума, лишь прошептав на ушко их имя.
Рэйна перевела взгляд с его глаз на широкую грудь, затянутую в плотную ткань. В ослепляющем свете его темно-синий камзол ярким пятном выделялся на фоне стен, снова ставших белоснежными.
– А ты забавная, – протянул он, хотя сама она так не считала. – Мы можем быть друг другу полезными: я расскажу тебе, как здесь все устроено. А тебя сразу же отсюда выпустят, если пообещаешь, что будешь нам помогать и не натворишь глупостей.
Тут уже настала ее очередь смеяться. Из собственного горла смех вырвался еще более неприятным звуком, нежели из-под маски мужчины. Это заставило Рэйну мысленно поморщиться. Однако на лице не промелькнуло и тени перемены ее настроения. Она вспомнила, что когда-то ее смех был звонким и мелодичным…
– Я не буду никому помогать. Особенно тебе. Катись отсюда, пока я не выцарапала тебе глаза и не съела их на обед.
Мужчина встал, хотя ничто в его поведении не выражало