Книга Светорада Янтарная - Симона Вилар

Завидев Ипатия, Зенон направился к нему в беседку. Придерживая длинную полу своей светлой далматики,[9]он поднялся по округлым ступеням, сел, отдуваясь от жары. Как большинство евнухов, Зенон страдал от тучности, хотя и боролся с этим путем воздержания. Вот и сегодня он обошелся без трапезы и сейчас с грустью поглядел на опустошенную Ипатием тарелку из– под творога.

Братья Малеилы в чем– то были схожи – оба с выбеленными возрастом кучерявыми волосами и контрастировавшими с ними темными бровями, тонкими носами с горбинкой, кареглазые. Но насколько Ипатий с возрастом стал худощав, настолько Зенон сделался тучен, а его подрумяненные щеки обвисали, как у ожиревшей старухи.

– Тихо– то как, – первым начал разговор Зенон, перебирая в пухлых руках кипарисовые четки, которые свесил между колен. – Только пчелы жужжат.

– Они собирают для моей пасеки нектар с цветов, – чуть улыбнулся уголками рта Ипатий.

Зенон машинально кивнул и посмотрел на брата.

– Да, твоя пасека, твои виноградники, твои стада, твои оливковые рощи на склонах…

– Оливки – это идея Светорады. Она практичная женщина и считает, что персики и абрикосы быстро сходят, а правильно собранные и обработанные оливки хранятся весь год. К тому же цена на них никогда не падает.

– Она у тебя хорошая хозяйка, – согласно кивнув, заметил Зенон.

– Но все еще не жена мне.

В последних словах Ипатия слышался упрек, и Зенон чуть нахмурился. Он не лукавил, когда говорил, что делает все, чтобы помочь младшему брату развестись с Хионией, однако положение Ипатия, назначенного хлопотами Зенона при дворе на высокий пост миртаита,[10]требовало от него безупречности во всем. То, что он был женат на прокаженной, не считалось грехом, а вот развод воспринимался как дело позорное. К тому же Хиония, ранее много жертвовавшая на богоугодные дела, проявлявшая заботу о нуждающихся и ухаживавшая за хворыми, почиталась святой женщиной… пока не заразилась. До сих пор мнение о ней оставалось высоким, люди поговаривали, что патрикий Ипатий попросту хочет отделаться от больной жены ради молоденькой блудницы. Поначалу разводу мешал тот факт, что Светорада язычница, а принять христианство княжна решилась не сразу. Сыграло свою роль и предосудительное отношение к повторным бракам. А еще Ипатию не повезло в том, что брачные вопросы в Византии сейчас считались едва ли не скандальными, и о них нежелательно было говорить. Нынешний патриарх Николай Мистик был особо строг на этот счет. Особенно из– за того, что сам правитель, император Лев Мудрый, стремился вступить в очередной брак – уже четвертый по счету. Так вышло, что все три его императрицы умерли молодыми, не успев подарить Льву наследника. Ныне во дворце на правах жены Льва жила его четвертая избранница – Зоя Карбонопсина, которая еще полгода назад родила базилевсу долгожданного сына. Но патриарх Николай считал этого ребенка незаконнорожденным и даже долгое время отказывался его крестить. Наконец младенца все же окрестили, дав ему имя Константин. Но отношение к порфирородному царевичу,[11]как и к его матери, оставалось двояким, и венчать Зою со Львом отказывались, что стало поводом для страшного скандала. И как теперь, оправдывался Зенон, можно устроить семейную жизнь обычного патрикия, если даже божественный автократор[12]не в состоянии решить свои семейные дела?

– Но император сочувствует тебе, – сощурив глаза, сказал Зенон. Он взглянул на Ипатия и добавил: – Он даже расспрашивал меня о вас с княжной. Однако ты сам ведешь себя недопустимо, надолго покидая Константинополь и став в феме[13]Оптиматы едва ли не предводителем земельных магнатов. Сам знаешь, как строги императорские законы к тем, кто ищет возвышения на стороне. Это подозрительно.

– Но сельская жизнь в поместье дает мне неплохой доход, – заметил Ипатий.

– К тому же ты приумножаешь свое богатство торговлей, – презрительно скривив маленький рот, продолжил Зенон.

Ипатий промолчал. Да, он многие годы провел, занимаясь торговлей и разъезжая по стране, благодаря чему и разбогател. И теперь, когда, казалось бы, пора было успокоиться, он не хотел бросать столь успешно начатых дел. Некогда он был стратигом в Херсонесе в Таврике,[14]куда и поныне отправляет суда. Там его закупщики приобретают у кочевников огромное количество бычьих кож, которые Ипатий через подставных лиц сбывает на рынках Константинополя. Конечно, нехорошо, если об этом и в самом деле узнают при дворе. Торговля для человека его ранга и положения считается позорным делом.

– Ты же знаешь, Зенон, что у нас со Светорадой хворый сын, – сказал он, и его глаза, устремленные куда– то в сторону, неожиданно потеплели. – Лекари советуют ему подольше жить в деревне. Вот это и удерживает меня в поместье.

Евнух проследил за взглядом младшего брата и увидел приближавшихся к ним по вьющейся среди роз и миндаля дорожке две фигуры: миловидного мальчика и высокого священника, отца Симватия в черной рясе и кукуле.[15]Они о чем– то оживленно разговаривали, а потом, завидев сидевших в беседке братьев Малеилов, направились к ним.

Ипатий с теплой улыбкой смотрел на Глеба, сына Светорады. Мальчику уже исполнилось восемь лет, он был высоким и красивым. Темноволосый, с ясными голубыми глазками, иконописными бровями, тонким прямым носом и ярким небольшим ртом, он просто расцветал в провинции, оживал, становился шаловливым. В городе же, особенно на исходе зимы, его начинал мучить сухой непрекращающийся кашель, в груди хрипело. Поэтому Ипатий и приобрел на имя Светорады– Ксантии это богатое поместье на высоком берегу в феме Оптиматы. Море тут не так близко, чтобы ощущалась сырость, воздух чист и сух, а теплая погода и солнце благотворно влияют на ребенка.

Ипатий был искренне привязан к Глебу, поэтому никому не говорил, что это не его сын. Для всех мальчик оставался их общим со Светорадой ребенком, родившимся в то время, когда Ипатий занимал пост херсонесского стратига. Однако сам Ипатий, вглядываясь в черты Глеба, все меньше сомневался в том, от кого понесла сына его прекрасная княжна. Ее жизненный путь был полон превратностей, и, хотя сама она никогда не говорила об этом, Ипатий догадывался, что ее некогда прошедшее в Смоленске обручение с Игорем Русским не прошло для княжны бесследно. Слишком ясно это проступало в облике Глеба, его глазах и бровях, в остром подбородке с ямочкой, в манере хмуриться или, наоборот, смеяться, откидывая назад голову. С возрастом Глеб все больше походил на князя Игоря Русского, черты которого, казалось бы, были уже позабыты Ипатием. Тем не менее внешняя схожесть с Игорем не мешала Ипатию всем сердцем любить этого ребенка.