Книга Перстень с бриллиантом - Николай Красильников

очень удивился появлению Тимофеева. Дал ребятам задание, а сам пригласил следователя в комнату, находившуюся у входа в зал. Вежливо предложил сесть в старенькое кресло, пододвинул пачку «Мальборо».

— Спасибо, не курю, — поблагодарил Тимофеев, а про себя отметил: «Недешевые, однако, сигаретки курите, Натан Владимирович».

— Так что вас привело в наши спортивные пенаты? — поинтересовался тренер.

В голосе его Тимофеев не уловил нотки беспокойства.

— Да вот хотел спросить у вас о Князеве и Заурове. Что за ребята, какие у них характеры?

— А-а, — Натан Владимирович взял сигарету, чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся. Запах ароматного табака поплыл по комнате. — Вот, — сказал он, словно оправдываясь, — когда ушел из большого спорта, пристрастился к этой пагубной привычке. А раньше не курил, как вы. И правильно делаете, — встал и подошел к открытой форточке. — Ну, что вам сказать об этих ребятах? Пацаны как пацаны. Князев — тот упорнее и ловчее, все схватывает на лету и не теряет понапрасну время на тренировках. Налицо ощутимые результаты. Разрядник. Скоро пущу на городские соревнования... Словом, подающий надежды спортсмен. К тому же исполнителен, всегда держит слово. Наверно, и дома такой...

Натан Владимирович помолчал, пустил струйку дыма в форточку, не спеша перешел к рассказу о другом ученике:

— Зауров — прямая противоположность Князеву. Рыхловат, немного ленив, слабохарактерен... Но это при желании можно «выправить», что мы и делаем.

— Получается? — улыбнулся Тимофеев.

— Если бы не получалось, не имело бы смысла здесь собираться, — заключил тренер.

— А где они находились шестнадцатого апреля? — спросил Тимофеев.

— Сейчас глянем, — с достоинством произнес Натан Владимирович, раскрыл на столе потертую тетрадь, провел прокуренным ногтем по списку каких-то фамилий и сказал: — Где ж им быть? На тренировке! Вот, у меня все отмечено, как в бухгалтерии...

— А вы точно помните?

— За кого вы меня принимаете? — рассердился было тренер. — Я еще Князева посылал за минералкой...

Полуминутная пауза воцарилась в крохотной комнате.

— Вы, очевидно, пришли по поводу той страшной трагедии, что случилась в их школе? Так? — спросил Натан Владимирович.

— Так точно, — по-армейски, даже не заметив этого, ответил Тимофеев.

— Подозрение исключено, — заверил тренер. — За этих ребят я ручаюсь головой!..

Усталым и расстроенным вернулся Владимир домой. Ниточка поиска ускользала все дальше и дальше. Становилась невидимкой и, кажется, грозила вот-вот оборваться. Наскоро умылся, поужинал и плюхнулся на кушетку. Хотелось думать не о работе, а о чем-то ином, хорошем. Например, о Светлане. Эх, надо бы ей позвонить, извиниться за тот телефонный разговор, пригласить куда-нибудь. Но в голову полезли совсем другие мысли. Какие-то отрывочные воспоминания от встреч, от прочитанного...

Откуда это?

«Какая разница между демоном и человеком? Мефистофель у Гёте говорит: «Я часть той части целого, которая хочет зла, а творит добро». Увы! Человек мог бы сказать о себе совершенно обратное»...

Ну, да, это — Достоевский. Какая глубокая мысль! И нисколько не потускнела за дымкой времени. Как будто сказано сейчас, о нас... До чего же человек всегда был велик и мелок в своих поступках! И всегда непредсказуем.

Владимир потянулся за блокнотом на тумбочке. В него он записывал все необходимое — адреса, телефоны, мысли. Правильно кем-то сказано: «Записная книжка — протез памяти».

Перевернул несколько страничек, и на пол упала газетная вырезка. Тимофеев поднял, прочитал: «Если вам приходится одной возвращаться домой поздно вечером, соблюдайте следующие предосторожности:

1. Ваши украшения (серьги, бусы и т. д.) уберите в сумочку.

2. В карман положите свисток (подойдет любой — спортивный, игрушечный — лишь бы был громким).

3. Постарайтесь не пользоваться попутными машинами...»

Ах, да, это же советы молоденьким девушкам. Целых шесть предосторожностей. Не мало. А далее еще пять советов: как себя вести, если девушка оказалась один на один с насильником.

Что ж, советы дельные, наверняка кому-то помогут в определенной ситуации. Жаль только, что жизнь ставит человека в нестандартные ситуации. Не случайно же существует поговорка: «Кабы знал, где упал, там соломки б подостлал».

Вот и Сережа, скорее всего, не ожидал опасности.

«Все-таки памятку обязательно покажу Светлане, — подумал Владимир, засыпая. — А вдруг понадобится...»

Оставалось еще одно «непрозондированное» место — изостудия при Дворце культуры текстильщиков, которую Сережа посещал дважды в неделю. Но и здесь Владимир услышал о нем только хорошее и... ничего нового. Педагог, молодой художник в очках с бородкой, и студийцы, словно сговорясь, рассказывали одно и тоже. Каким был Сережа? Очень милый, очень талантливый, очень добрый. Да, лучшей характеристики и не придумаешь. Только ровным счетом ничего эта прекрасная характеристика ему, Тимофееву, а значит, и следствию, не давала.

Что ж, раз так, надо еще раз покопаться в личных вещах, тетрадях и книгах Сережи. Может, что-нибудь в них, пусть случайное, второстепенное, все же прольет хоть какой-нибудь свет на происшедшее.

На длинный тренькающий звонок дверь открыла Галина Ильинична. Буквально за несколько дней она похудела до неузнаваемости, потеряла цвет лица. В больших тусклых ее глазах Тимофеев прочитал немой вопрос и ожидание — услышать имена убийц. Но Владимир только грустно покачал головой. Сказал:

— Здравствуйте! — и виновато попросил: — Можно к вам?

— Проходите...

Тимофеев от чая отказался, прошел сразу в комнату Сережи. Попросил разрешения посмотреть его вещи.

— Конечно, — только и сказала Галина Ильинична.

Владимир не спеша пролистал тетради, книги на столе... Они, казалось, охотно рассказали бы, если бы могли, о человеке, совсем недавно общавшемся с ними. Там чернильное пятнышко, там очерчено какое-то слово, там след от пальца. Но никаких записок, никаких способных пролить на что-либо свет записей...

— А сумку его школьную посмотреть можно? — поинтересовался Тимофеев.

— Да вот же она, на кресле, берите! — показала Галина Ильинична. — Я после смерти Сережи ничего еще здесь не трогала...

Владимир вытащил из сумки учебники. И сразу же из «Алгебры» на стол выскользнула серенькая сберегательная книжка, выписанная на имя Сергея Павловича Игнатенко. Галина Ильинична, увидев ее, вздохнула:

— Это Сережины денежки. Получила к его шестнадцатилетию страховку, и открыли мы ему счет.

— И сколько, если не секрет, вы положили?..

— Тысячу рублей... Какой уж там секрет.

Владимир открыл страничку, сделал удивленное лицо.

— Тут отмечено, — сказал он, — что Сережа пятнадцатого апреля снял восемьсот рублей. Вам об этом известно?

— Не-ет, — голос Галины Ильиничны дрогнул.

Она подошла к