Книга Возвращение в «Кресты» - Борис Седов

– Соответственно, – поставил точку Живицкий.

Вот ответил так ответил! Молодец! Я перевел взгляд на Муху. Красная физиономия следователя выражала высшую степень довольства. Ни дать ни взять – кот, нажравшийся хозяйской сметаны от пуза. Раньше, во всяком случае, мне его таким видеть не приходилось. Я вздохнул.

– Ну, раз вы гарантируете, Борис Наумович, что меня непременно осудят – значит, так тому и быть. Не мне с вами спорить, вы же специалист своего дела, – я особо подчеркнул слово «специалист». – Но тогда скажите мне, дорогие мои защитники закона, я еще раз вас об этом спрашиваю – на каком основании меня задержали?

– Арестовали, – тихо, но отчетливо поправил разговорившийся адвокат.

Ух ты! Кажется, ко всему был готов, но нет – сюрприз за сюрпризом. Я не задержан, а уже арестован. Оперативно – как они говорят. Ишь, как кому-то приспичило меня прессануть!

– Я смотрю, у вас быстрее дело делается, чем сказка сказывается, – продолжил я. – Что, должен заметить, обычно нашим органам не свойственно! Так на каком все-таки основании меня арестовали, как вы говорите?!

– Вы же только что читали «Постановление» о привлечении вас к уголовной от… – начал было Живицкий, но я не дал ему договорить.

– Не меня! А некого Разина, не помню как его звать. А я Николай Григорьев и все мои документы должны быть у вас.

– Они и есть у нас, – вернулся в разговор Муха.

Он опять полез под стол и принялся доставать что-то из портфеля, шурша бумагами и, время от времени, вполголоса матерясь.

– Вот! – разогнулся он и отдышался. – Это ваш паспорт, господин Разин.

– Ну, вот и хорошо, – отозвался я, – что нашелся наконец-таки мой паспорт. Надеюсь, это положит конец этому затянувшемуся недоразумению. Назовем это так. Пока! Пока я не вышел на свободу. А когда я выйду отсюда, у меня будут к правоохранительным органам вопросы. Много серьезных вопросов.

– Ну, это когда-а еще выйдете, гражданин Разин. Да, Разин! Разин! – повысил Муха голос, не давая возразить. – И этот вот документ именно это и подтверждает. Можете сами убедиться!

Он пренебрежительно бросил мне красную книжицу. Не мой новенький российский паспорт, гражданина Российской Федерации с двуглавым орлом с коронами, что всегда меня удивляло – монархия у нас пока что не восстановлена. Нет, это была красная книжечка гражданина не существующего больше государства СССР. Читайте, завидуйте, я гражданин!..

Ну и что там у нас – сейчас взглянем. Как можно спокойнее – я взял паспорт и раскрыл его. Паспорт был на имя Разина Константина Александровича. Мой собственный, насколько я мог его узнать, старый паспорт. С разводами по низу страничек, которые остались как память о бурном романе с Ангелиной, тогда еще только будущей моей женой. Той самой, что впоследствии меня сюда и спровадила на пару с любимым братцем Леонидом. Сразу вспомнил, как мы, только что познакомившись с ней, сутки напролет шатались по летнему городу, забираясь в самые потаенные его закоулки. В одну из таких прогулок мы и попали под питерский ливень, рухнувший на город после нескольких дней изнуряющей жары. И в мгновение ока вымокли до нитки. Ангелина в мокрой футболке выглядела почти голой и очень-очень сексуальной. Вернувшись домой, мы сразу разложили мокрую одежду, документы и наличные на подоконнике и занялись любовью, под аккомпанемент удаляющейся грозы!..

Только вот фотография в этом старом паспорте теперь была новой. И на ней был я – именно такой, каким выглядел сейчас после всех пластических операций. Мастера, ничего не скажешь – сделано филигранно. Да и чего удивляться – сами же эти ксивы и выдают, чего ж не подделать. Уж если даже урки подделывают!

В голове опять неприятно загудело, как после удара или контузии. Ч-черт! Вот это уже сильно. Эта маленькая паленая ксива радикально меняла ситуацию! Ксивка-дурка! Зато теперь я мог уже реально представить себе масштабы предпринятого на меня наезда. Это был не просто мощный наезд – это был наезд беспрецедентный! И пока в голову не шел никто, способный организовать и – главное! – оплатить такую подставу.

– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Муха. – Ваш документик, как я понимаю? Вы и теперь будете продолжать отказываться от собственного имени или все-таки признаете очевидное? Бредить пора прекращать, господин Разин. Нужно вернуться на грешную землю – и не без ваших стараний, заметьте, грешную! И посмотреть правде в лицо.

– Упорствовать не имеет смысла, – отчетливо прибавил адвокат из своего угла.

– А будешь продолжать ваньку валять, Разин, так найдутся у нас и средства убеждения, – продолжил следак с неприкрытой угрозой в голосе.

В этот момент за стеной заржала дружно и во весь голос охрана. Видимо какой-то анекдот пришелся особенно в жилу! Вместо драматического эффекта, на который явно рассчитывал Муха, вышел пшик. Это его заметно задело, от злости он весь передернулся и неприязненно скривил губы.

Я вздохнул и, вернув на стол чертову ксиву, спросил:

– Так чего конкретно вы хотите от меня добиться?

– Чиста канкретна, – неуклюже пошутил следак. – А вы как думаете, гражданин Разин. Чего может добиваться следователь прокуратуры от подозреваемого в убийстве?! Признаешь себя Разиным, коим ты и являешься. Чистосердечно сознаешься в убийстве Смирницкой и предстаешь перед судом. Хорошо бы предварительно раскаявшись.

– И все?

– Нет, конечно! Затем наш суд, самый справедливый суд в мире, – снова пошутил он, – вынесет по этому делу приговор. Учтя все то, что уже озвучил Борис Наумыч. Соответственно. И вы отправитесь отбывать наказание согласно приговору суда.

– И вы думаете, я на все это соглашусь?

– Думаю, да, – серьезно ответил Муха и пояснил: – Деваться-то тебе некуда, Разин. А будешь упорствовать – только хуже себе сделаешь. Можешь мне поверить. Так как?

Так как? – подумал я со злостью и в рифму. – Так fuck! Для таких говнюков даже русские народные фиги крутить показалось зазорно. Слишком большая честь! Я молча поднял перед собою кулак с оттопыренным средним пальцем. Fuck you! Красноречивый жест, понятный во всех концах Земли, спасибо Голливуду. И показал его следователю Мухе: тебе, мусор, этот fuck. Чтоб не сомневался.

Потом поднял вторую руку и показал fuck Живицкому: тебе, актеришка дешевый! А когда решил, что с них достаточно, сказал спокойным, но железным голосом:

– Я Николай Григорьев, к убийству неизвестной мне гражданки Эльвиры Смирницкой никакого отношения не имею. Я лишь раз на своей памяти был проездом в Лисьем Носу – и убийствами там не занимался!

И тем подвел черту. Затем сложил руки на груди и отрешенно уставился в стену кабинета.

Живицкий мелко затряс кудряшками. Муха сглотнул и набрал воздуха в легкие. Я подумал, что он начнет сейчас визжать, брызгая слюной, однако ошибся. Заговорил он негромко, но с угрозой в дрожащем от ненависти голосе.

– Смотрю я, ты не понимаешь, Разин. Пантомимы все показываешь. Терпение наше испытываешь. А оно не безграничное. Границы этого терпения ты давно уже пересек, Разин. Игры поэтому с этого момента прекращаются. Кстати, по поводу твоей пантомимы. Очень своевременно напомнил. В тему, так сказать. Если ты продолжишь играть в несознанку и портить нам отчетность, познакомишься с главной темой своей пантомимы на собственном анусе. Специалисты по этому вопросу у нас здесь имеются. Точнее, имеют, – снова ухмыльнулся он, довольный игрой слов. – Скучают небось без свеженького. Тебя, Разин, ждут не дождутся. Или, может, все же – дождутся. Как там у классика: «Здравствуй, тело младое, незнакомое!»