Книга Милый мой Игнатиус - Олег Велесов

Жабоид пропустил мою усмешку мимо ушей, и стал объяснять принцип знакомства с хозяйкой салона.

— Смотри и запоминай: заходим спокойно, с улыбками, при встрече — поклон. Бабка злая, грубить ей не вздумай. Ты для неё никто, а я — продукт диетического питания, поэтому ведём себя крайне уважительно, поводов для агрессии не даём. Иначе тебя превратят в жабу, а меня…

— А без повода она не может?

— Может. Но не здесь.

— Господи, если мы ей заранее не нравимся, так может и не ходить туда? Найдём кого-то другого, более покладистого.

— Кстати! Не вздумай при ней поминать имя Господа всуе. Тогда точно кранты. Понял?

Мне по-прежнему всё происходящее казалось смешным, но жабоид нервничал неподдельно: левый глаз дёргался, а по виску, не смотря на морозец, скатилась капля пота — и это доказывало, что встреча предстояла не из лёгких. Я мотнул головой:

— Понял.

— Заходим.

Жабоид свершил знак, очень похожий на крестное знамение, взялся за рукоять двери и потянул её на себя.

Дверь открылась.

Глава третья,

частично раскрывающая сущность пожилых женщин

Внутри нас встретили по-доброму. Миловидная девица в славянской форме одежды привстала над стойкой ресепшен и поклонилась.

— О, Дмитрий Анатольевич! Проходите, прошу вас.

Я покосился на жабоида.

— Ты Дмитрий Анатольевич?

— А что тебя удивляет? В жизни я обычный человек, как все — Дмитрий Анатольевич Жабин. Имеешь что-то против?

— Нисколько, просто я уже привык к зеленокожему бородавчатому жабоиду, и другое имя вряд ли смогу воспринимать.

Дмитрий Анатольевич отмахнулся.

— Я тоже уже привык.

Девица выбралась из-за стойки, подошла к нам и снова поклонилась. Я поклонился в ответ, но жабоид дёрнул меня за рукав и прошипел:

— Ей кланяться не надо. Не по статусу.

Девица продолжила перед нами рассыпаться.

— Вы к хозяйке? О, у неё сейчас как раз никого нет. А если б кто и был, так она бы от него отделалась. Вы же знаете, Дмитрий Анатольевич, как вас здесь. Присядьте пока на диванчик, а я сообщу хозяйке о вашем приходе, — и упорхнула за тяжёлую портьеру, скрывающую вход в соседнее помещение.

— Любят и ждут! — повторил я слова девицы, присаживаясь на диван. — А ты боялся.

— Я даже знаю, с каким соусом они меня любят, — ответил жабоид. — Ты особо не доверяй этим улыбочкам. Знаешь, какие там зубы кроются?

Судя по девчушке, зубы там могли быть перламутровые, а за ними язычок шаловливый. Я представил, на что она им способна — и мне стало жарко; я снял шапку, расстегнул куртку. От примятых волос поднялся пар.

Из-под дивана выбралась кошка — вся чёрная, только глаза холодные. Она вальяжно прошествовала к стойке, задрав хвост кверху, и вдруг обернулась на полушаге. Глаза её вспыхнули, и, клянусь, она мгновенно прочла все мои грязные мысли. Мордочка её презрительно исказилась, а мне стало настолько стыдно, что я покраснел.

Портьера отодвинулась, и в приёмную вернулась девица.

— Проходите, — улыбнулась она. — Хозяйка очень ждёт вас.

За порогом нас встретил узкий коридор, задрапированный по стенам и потолку тёмно-бордовым бархатом. Словно гроб изнутри. Где-то на уровне плинтуса тянулась цепь мутных светильников, которые в купе с запахом ладана и, кажется, можжевельника, создавали угрюмую обстановку опасно-магического места. Плюс к тому, россказни проклятого жабоида о бабе Яге добрались-таки до воображения и нагнали на него страху. Может, вернуться, пока ещё не поздно, пока ещё есть шанс на возвращение? Но жабоид вдруг схватил меня за руку, и сжал так, что не вырваться. Аж больно стало! Однако это не была попытка удержать меня, это была попытка удержаться самому.

Открылась вторая дверь, и мы оказались в комнатке ничуть не светлее коридора. По центру стоял круглый стол, на столе шар, внутри шара светилось изумрудным светом нечто непонятное. За столом сидела старуха. На голове чёрная бандана, только повязанная узлом вперёд, по бокам седые спутанные пряди. Нос длинный крючковатый, зубы жёлтые со щербинкой, кожа морщинистая. Бр-р-р-р… Ужас. Один в один как в сказках написано. Прав жабоид, с такой старушкой лучше не ссориться. Мы одновременно поклонились в пояс и застыли изваяниями, ожидая, что бабушка скажет.

А бабушка провела ладонью по лицу и мгновенно преобразилась в женщину лет… Я не смог определить возраст, может быть, сорок, может быть, пятьдесят. Да и неважно сколько, главное… Тонкие благородные черты, тёмно-рыжие волосы, глаза с задумчивым прищуром. Женщина-вамп! От такого перевоплощения я малость присел и открыл рот.

— Прошу прощения за рабочий вид, — бабушка, или теперь уже женщина, кивнула в ответ на наш поклон, — но людины естественному образу не доверяют, приходится оборачиваться старухой. Зарабатывать как-то надо. Ну а вы, родимые, по какому делу ко мне? — и будто только сейчас узнала жабоида. — А, Дмитрий Анатольевич, душенька мой. Давно не виделись. Что мимо ходил? Что не заглядывал?

— Давно, Ядвига Златозаровна, ох, давно, — подобострастно улыбаясь, заюлил жабоид. — Всё как-то времени не доставало, знаете ли. То, сё. А нынче вот нашлось, и первым делом к вам.

Ядвига Златозаровна выпрямилась и начала отбивать по столу лакированными коготками марш советских танкистов. Получалось у неё неплохо, я даже стал подтоптывать в унисон и подпел мысленно: «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны…».

— Врёшь ты всё, Димка, — вздохнула женщина. — Как был мелким врунишкой, так им и остался. Постыдился бы хоть для разнообразия. Поди, прижгло одно место, вот и засуетился, — и перевела взгляд на меня.

Я перестал подтоптывать, и отвесил ей низкий поклон, а потом ещё раз, на всякий случай.

— А чего это друг у тебя беспрестанно кланяется? Больной?

— Нет, что вы. Уважает вас очень.

— Вот как? — и уже мне. — Имя у тебя, милок, есть?

— Игнатиус, — представился я.

— Игнатиус, — повторила она задумчиво. — Редкое имя. Весьма… Скажи, а Игнатий Лопес де Лойола тебе кем доводится?

— Кто это?

— Стало быть, никем. Ладно, а злыдню с собой зачем таскаешь?

Я кивнул на жабоида.

— Вы о нём?

Женщина сделала пасс рукой, и у меня в кармане что-то зашевелилось и полезло наружу. Я увидел противную серую мордочку. Рогатую.

— Чёрт! — брезгливо выругался я.

— Злыдня, — поправила женщина, и засюсюкала. — Иди ко мне мой хороший, я тебя покормлю.

Чертёныш радостно заворковал и потянулся к ней мохнатыми лапками. Я едва не взвыл: Гос-с-с… в смысле, прости меня грешного! И это мохнатое чудо всё время сидело у меня в кармане? Я посмотрел на Дмитрия Анатольевича, ты что ли, паразит зелёный, мне его подсунул? Тот пожал плечами, дескать, я и сам не знал.