Книга Туман - Диана Курамшина

Доставшееся мне нежно голубое платье в стиле ампир[18] было право очень милым. Подхваченное под грудью темно-синей лентой, оно спадало мягкими складками до самого пола. Степанида, горничная Марии, накрутила мне волосы, старательно собирая их в модную прическу этих лет. По привычке, я попросила её убрать завитки от лица. В больнице строго относились к волосам.

Я чувствовала себя странно и непонятно. Снова дома, в любимом имении, но ощущала себя неловко, как в гостях. Внутри, без сомнения, многое было по-другому, в глаза бросались явные различия, и в то же время, как будто сквозь всё это я видела старый дом. Иногда приходилось закрывать глаза и выдыхать, что списывалось окружающими на усталость. Меня принимались подбадривать, обещая скорый обед.

«Вот так, наверное, и сходят с ума» – думалось мне, пока меня приводили в порядок. Хотя дядя всегда заявлял, что я очень сильная, и легко справляюсь со сложностями, ведь даже не упала в обморок, первый раз увидев обширную кровавую рану. Григорий Иванович решил начать с шока, проверив, действительно ли я хочу учиться медицине, и не является ли это простым капризом.

И конечно не забывала о том, что меня ждет разговор с «бабушкой». Всё-таки у меня должны были быть не только документы, но и письма от «матери», а также нужны были хоть какие-то новости о ней. Наскоро придуманная история в моём воображении постепенно обрастала подробностями, в то время как Мария пересказывала мне местные сплетни.

Ничто не может длиться вечно, вот и моё спокойное время с молоденькой бабушкой заканчивается и придётся спускаться вниз к прабабушке и проверять насколько правдоподобно будет звучать моя история.

Но это пол беды, что будет с родней, когда я найду возможность вернуться в своё время… а я обязательно найду… я упорная.

Глава 3

Как ни странно, обед для моих нервов прошёл довольно спокойно. Тому причиной стали несколько соседских семей, присутствующих на нём. Вероятно, они были приглашены уже давно и отказаться их принимать сейчас было совершенно не комильфо. Историю моего въезда в усадьбу, конечно, попытаются скрыть. Всё-таки прибытие «внучки» без сопровождения, это такой афронт, который ещё долго не забудется соседями. Быть причиной докучих сплетен местных кумушек совершенно не хотелось.

Меня просто представили собранию перед обедом. Местное общество в начале собралось в малой гостиной. Мамá называла ее «голубой», но сейчас она скорее была «зелёной». Всё дело в том, что в это время комната была обшита оливково-зеленым шёлком, с красивым, однотонным цветочным рисунком. Золотистая лепнина потолка, сохранилась и до моего времени, но, конечно, была уже не так нова.

Изящный мебельный гарнитур из темного, морёного дуба обшит палевым шелком, с красивым оливковым узором. Пройдя по комнате, прикасалась пальцами к резным завиткам на креслах. Мои «старые знакомые», только в другой обивке.

Мебель была расставлена группами, а по периметру комнаты стояли всевозможные изящные стеклянные шкафчики с безделушками. Со стороны окон находилась «бабушкина» гордость – растения в больших кадках.

Почти весь угол занимал огромный фикус. Под ним разместились два кресла с корытообразными спинками, и стол-бобик с незаконченной вышивкой. Композицию завершали скамеечки для ног с мягкой обивкой. Этот уголок явно был любим хозяйками. В промежутках между окнами красовались монстера и гибискус, а над противоположным углом главенствовала пальма. По словам Марии, растения были привезены из Петербургских оранжерей. Вокруг были расставлены жирандоли[19] и канделябры со свечами, и даже настенные бра были сегодня зажжены.

«Бабушка» переходила от одной группы гостей к другой и каждому уделяла несколько слов. Затем заняла место на центральном диване. Она умело уводила разговоры от моей поездки, ведя общие для всех соседей беседы – посевы, лес, будущие цены на урожай. Я понимала и одобряла такой её маневр.

Но вот раскрыли двери столовой и все группками стали переходить туда.

Да. Кормить в нашем доме всегда любили. Плотно заставленный стол-сороконожка[20] представлял собой занимательное зрелище. Даже я почувствовала желание попробовать всё это разнообразие.

Разговоры не прекратились и за обедом. Мужчинам были интересны дела военные и политика, больше всего, как и следовало ожидать, обсуждали французского императора:

– Что бы не говорили в светских салонах, но Наполеон – это фигура в современной политике, – с чувством вещал полноватый блондин лет тридцати, сидевший с права от меня. – Этот корсиканец сумел возвысится в пламени революции, когда другие сгорали в ней целыми фамилиями.

– Да, вы правы, Платон Георгиевич, Бонапарт для своей страны и народа, есть герой. Но все соседние страны… – отвечал ему седовласый мужчина, со шрамом на левой щеке, сидевший, напротив. Шрам, кстати его совершенно не портил, а придавал какую-то особенную мужественность.

Закончить мысль ему не дала пожилая дама с права:

– Он есть истинный Вельзевул, – утверждала она. – Он привёл Апокалипсис в Европу. Все эти войны… столько смертей… столько погибших семей…

– Эта их la guillotine[21]… – вторила ей не молодая дама по соседству, сморщив свой напудренный носик.

– Конечно, одно только убийство герцога Энгиенского[22], должно было отвратить от него всех приличных людей Европы. А этот выскочка, вместо этого женился на австрийской принцессе, – вклинилась в разговор Екатерина Петровна.

Обильный стол не давал большого времени на разговоры, каждый старался воздать должное вкуснейшим блюдам. Женщины же, с интересом всё больше бросали взгляды в мою сторону. Чаепитие – вот время моих будущих мучений.